Спасатель. Серые волки

Воронин Андрей Николаевич

Но все это была ерунда на постном масле. Главное, изза чего Женька терпеливо сносил пьяный храп Липского и его холостяцкую привычку повсюду разбрасывать свои грязные носки, заключалось в том, что он искал убийц мамы. Иногда начинало казаться, что он просто завивает горе веревочкой, пытаясь утопить свою боль в бочке с коньяком, но это было не так: он искал не переставая, хотя продвинулся пока явно не так далеко, как хотел бы.

Вчера ему ктото позвонил, и нынче с утра он укатил на такси, как обычно не потрудившись объяснить, куда и зачем направляется. Вместо объяснений Женьке было дано очередное бессмысленное задание: порыться в архиве паспортного стола с целью выяснить имена одногодков Валерия Французова, которые проживали с ним в одном дворе в начале восьмидесятых

годов прошлого века. На этот раз, вопреки обыкновению, Женька получил и коекакую дополнительную информацию – правда, косвенную: по ходу поисков ему было предложено выяснить, действительно ли в числе дворовых приятелей будущего олигарха был парнишка по имени Владимир Винников, а еще – как звали сына дворничихи, которая следила за порядком в интересующем Липского дворе. «Храбрый Портос и любезный Арамис», – изложив суть поручения, мрачно пробормотал Липский. Прозвучало это, казалось бы, непонятно, но Женька прекрасно все понял, живо представив себе компанию огольцов, с гиканьем носящихся по двору и тычущих друг в друга прутиками: защищайтесь, сударь! Судя по прозвучавшим именам, интересующая Андрея Юрьевича гопкомпания состояла из четырех человек, одним из которых был застреленный в клинике вместе с Женькиной матерью арестованный финансист Французов. Если Женькина догадка была верна, в упомянутой мушкетерской четверке он играл роль либо Атоса, либо д\'Артаньяна; впрочем, к делу эти детские забавы явно не относились, и Женька выбросил их из головы.

Исчерпав богатые, но отнюдь не безграничные возможности, предоставленные ему архивным подвалом, Женька со смесью облегчения и разочарования покинул это неприятное место. Толстая капитанша в ответ на его «спасибо, до свидания» только кивнула, не переставая жевать, и пробормотала чтото невразумительное. Улица встретила его теплом, особенно приятным после промозглой сырости подвала, и обдала запахами прибитой дождем пыли, зеленой листвы, горячего асфальта и выхлопных газов. Оказалось, что уже вечереет; зарядивший с утра дождик давно прекратился, небо очистилось, и о недавнем ненастье напоминали лишь быстро подсыхающие лужицы и темные пятна влаги в трещинах асфальта и вдоль бордюров, куда намело пыли.

Женька посмотрел на наручные часы, которые случайно нашел в ящике комода во время переезда на новую квартиру и с тех пор носил, почти не снимая, как память об отце. Часы были механические, на удивление точные и еще ни разу его не подводили. В данный момент этот надежный прибор беспристрастно свидетельствовал о близком наступлении транспортного паралича, который в Москве по старинке стыдливо именуют пробками.

Оглядевшись, Женька быстренько проложил в уме маршрут до ближайшей станции метро, а потом, одумавшись, хлопнул себя ладонью по лбу: вот же голова садовая! Самокритика в данном случае выглядела вполне оправданной: если Женька не ошибался, отсюда до дома, где когдато жил с родителями будущий министр экономики Российской Федерации, было полчаса, от силы сорок минут быстрой ходьбы – едва ли не столько же, сколько до метро.

Он таки не ошибся: дорога заняла тридцать две минуты, не считая секунд. По истечении этого мизерного по московским меркам промежутка времени он миновал длинную сводчатую арку, пронзавшую толщу старого, сталинской постройки, дома, и вошел в затененный буйно разросшимися, поднявшимися до третьего, а местами и до четвертого этажа липами двор. Земля под деревьями была вытоптана, как колхозный ток, многими поколениями здешней ребятни, воздух звенел и дрожал от детских воплей. «Я Бэтмен!» – азартно верещал пацан лет пяти или около того, носясь по двору кругами и трепеща распахнутыми крыльями завязанной узлом на шее цветастой тряпицы, изображавшей по замыслу плащ упомянутого супергероя. «Я Джокер!» – выскочив ему наперерез изза дерева, не менее азартно сообщил другой недомерок и не мудрствуя лукаво огрел Бэтмена по макушке кривой суковатой веткой. Сухая ветка эффектно переломилась пополам; под липами завязалась нешуточная драка, кончившаяся раньше, чем Женька собрался вмешаться и развести чересчур глубоко вошедших в образ

адептов Добра и Зла по углам ринга. Адепты разошлись сами, ревя на весь двор и размазывая кулаками по щекам перемешанные с серой пылью слезы. Насколько мог судить Женька, сражение обошлось без жертв и серьезных увечий.

Словом, жизнь шла своим чередом, вот только в мушкетеров тут больше не играли: на смену четверке благородных удальцов пришли другие герои.

Сориентировавшись на местности, Женька привел в порядок свой нехитрый гардероб, пригладил ладонью непослушные вихры и, заранее вежливо улыбаясь, направился к скамейке, на которой с удобством расположились одна средних лет тетка и две бабуси, младшей из которых, на взгляд Женьки Соколкина, было лет семьдесят, а может, и все сто.

Вот это, по его твердому убеждению, было именно то, что надо, то, с чего следовало начинать.

3

Прощаясь поутру с гостеприимным хозяином, Липский был неразговорчив и выглядел какимто подавленным, как будто не выспался. Кошевой отнес это на счет похмелья, которое с учетом выпитого накануне представлялось неизбежным, но вообщето с его гостем явно чтото было не так. О своих проблемах он так и не обмолвился, но в том, что они имеют место быть, Кошевой уже не сомневался. Одна только просьба вызвать для него такси говорила о многом – в частности, о том, что Липский от когото прячется и опасается, что на вызов, сделанный с его телефона, приедет не простой бомбила, а группа захвата или, скажем, ктонибудь из коллег Кошевого. Впрочем, до чужих проблем Дмитрию не было никакого дела: у него хватало своих, и в глубине души он радовался, что этот оказавшийся довольно утомительным и неприятным визит наконецто завершился.

Машину для Липского вызвали ДвоеизЛарца – вернее, тот из них, которому Кошевой дозвонился по своему «секретному» мобильнику. Дожидаясь такси, они курили перед воротами – Кошевой своеобычную сигариллу, а Липский обыкновенную сигарету – правда, судя по цвету пачки, облегченную.

– Жалко, что ты уезжаешь, – глядя в чистое, без малейшего намека на вчерашнюю сплошную облачность небо, солгал Кошевой. – Погодка сегодня просто на загляденье!

– Дела, – глядя в землю, бесцветным голосом обронил Липский.

– Да какие у тебя дела! – воскликнул Кошевой. За ворота они вышли рановато, и теперь приходилось както поддерживать разговор. Впрочем, поддерживать его пришлось бы в любом случае – что по эту сторону ворот, что по ту. – Ты же блогер! Сидишь себе дома, строчишь статейки в Интернете. Я, конечно, не специалист, хоть и бывший филолог, но, по моему слабому разумению, эта работа от тебя в лес не убежит.

– Я теперь дома не сижу, – сообщил Липский, с выводящим из душевного равновесия упорством разглядывая песок у себя под ногами. – У меня теперь нет дома. Вернее, это меня там нет, и вряд ли я там скоро появлюсь.

– А где ты есть? – терпеливо спросил Кошевой.

– Тут.

– Это в данный момент, – экстренно задействовав последние крохи самообладания, уточнил Дмитрий. – А вообще?

– Вообще – то тут, то там… Более или менее в Москве, скажем так. – Липский неожиданно поднял голову и посмотрел Кошевому прямо в глаза. – Хорошие у тебя ботинки, – произнес он, резко меняя тему.

– Не жалуюсь, – сказал Кошевой. Ботинки действительно были хорошие, производства всемирно известной фирмы – ясно, что не российской, – любимые и очень дорогие. – Могу подсказать, где достать такие же.

– Не мой стиль, – отказался Липский. – Да и куда я в них пойду? Я и на мотоциклето ездить не умею, это ты у нас всадник ада на колесах…

– Ад на колесах? – от безысходности пустился в словоблудие Кошевой.

– Ты на колесах, – без улыбки поправил Липский. – А ад сам по себе – каким был, таким и остался.

– Тыто откуда знаешь?

– Заглядываю периодически, – сообщил блогер. – Особенно в последнее время.

Это уже попахивало запоздало накрывшей господина журналиста белой горячкой, но тут, к немалому облегчению Кошевого, изза поворота лесной дороги выехала запыленная «Лада» с оранжевым плафончиком на крыше.