Спасение челюскинцев
Шрифт:
Нагретый мотор довольно легко запустился. Потом Бабушкин хорошенько прогрел его и дал газ, поднялся искрящийся на солнце снежный поток.
Гидроплан соскользнул со льдины на разводье и уже с открытой воды произвел взлет.
Через некоторое время самолетик растворился в желтоватом небе.
Через полчаса послышался гул, и вот гидроплан уже сидел позади «Челюскина» на воде и его слегка покачивало на волне, как чайку.
— Сейчас, возможно, подплывет на шлюпке и капитан для ледовой разведки, — сказал Бабушкин Валавину. — Если, конечно, захочет.
— Может, боится?
— Да как же тут не бояться? — улыбнулся Бабушкин. — Техника ненадежная. А у него на глазах Иванов гробанулся, да и мы в Мурманске малость опозорились. Все это не больно-то подняло престиж воздушного флота в его глазах.
Бабушкин и Валавин поглядели на «Челюскин» снизу вверх.
— Что ни говори, а до чего ж красив наш корабль! — сказал Бабушкин. — Есть в нем величие.
— Вот спустили шлюпку. Плывут к нам, — сказал Валавин. — В летном обмундировании капитана и не узнать. Видите, он стоит в шлюпке?
— Вижу. Итак, нам надо показать товар лицом. Кто, как не Воронин, способен оценить прелести воздушной разведки. Если, конечно, все обойдется благополучно.
— Вас понял.
Подошла шлюпка. Воронин, одетый в меховой комбинезон, летный шлем и очки бабочкой, сдвинутые на лоб, со свертками карт под мышкой, перешагнул в лодку гидроплана и занял место рядом с Бабушкиным. Вид у него был озабоченный.
Валавин выбрался из кабины, стал коленями на площадку позади кабины, обитую для жесткости резиной и планочками, и взялся за лопасть винта.
— Погоди, — сказал Воронин, — а куда же ты денешься, когда мотор закрутится? Ведь этак тебе может и голову снести пропеллером.
— На юге я, Владимир Иванович, нырял с борта и отплывал, — заулыбался Валавин.
— Здесь вроде бы не юг.
— Прыгну в шлюпку, на которой вы прибыли.
— Повнимательнее, — посоветовал Бабушкин. — «Хорошо бы взял с первой попытки», — подумал он.
— Контакт! — крикнул Валавин и рванул винт.
— От винта! — Бабушкин закрутил ручку зажигания.
Валавин уже сидел в шлюпке. Мотор два раза чихнул и пошел.
Бабушкин опустил очки на глаза и дал газ. Мотор взревел, и амфибия все быстрее и быстрее пошла на взлет. Сзади вскипел пенный вал, по ветрозащитному козырьку спереди поползли капли, похожие на шустрых насекомых. Но вот пенный вал исчез, машина была в воздухе.
Бабушкин повел аэроплан к «Челюскину» и дал над ним круг.
Воронин внимательно поглядел вниз на кажущийся игрушечным пароход и дымящуюся, как папироса, трубу.
Море и волны сверху походили на стиральную доску.
Бабушкин знал, что Воронин впервые в воздухе, и, слегка покосившись, посмотрел, каково ему, но тот, опустив голову, уже уткнулся в разложенный на коленях нужный квадрат карты и показал Бабушкину направление полета.
Бабушкина несколько разочаровало спокойствие Воронина: новички ведут себя в воздухе несколько иначе — храбрятся, ерзают, стараются не показать страха.
«Наверное, чем-то недоволен», — подумал он.
Капитан так увлекся своими картами и льдами, которые расстилались внизу, словно находился у себя в штурманской и между ним и водой не было сотен метров высоты. Он отмечал на карте расположение льдов, жестом просил Бабушкина менять курс, глядел снова за борт и снова делал отметки па карте.
«Поворачивай назад», — показал он жестом.
«Чем-то недоволен», — решил Бабушкин.
Во время посадки Воронин аккуратно увязывал свои карты. Его словно не интересовало, как произойдет посадка, — самый сложный маневр, который далеко не всегда заканчивается благополучно.
Уже на борту судна Воронин сквозь зубы процедил:
— Наверху мороз. Щеки задубели, говорить не могу.
— Как общее впечатление? — поинтересовался Отто Юльевич.
— Спереди, по курсу норд-ост, — еле шевеля губами продолжал Воронин, — чистая вода. Туда пойдем. Нам надо преодолеть небольшую перемычку — и мы на свободе.
Бабушкин настороженно поглядел на него. Тот, заметив этот взгляд, сказал:
— Был бы помоложе, Михаил Сергеевич, ей-богу, научился бы летать. У авиации большое будущее в освоении Севера. Вот увидите.
— Охотно верю, — улыбнулся Бабушкин.
— Между прочим, — сказал Шмидт, — в истории полярного мореплавания использование самолета, стартующего с корабля, произведено впервые. Это, так сказать, историческая ледовая разведка.
— Неужели так? — удивился Бабушкин. — Я об этом и не подумал.
Пароход «Челюскин», преодолев перемычку, вышел на чистую воду.
Повеселевший капитан даже запел себе что-то под нос. Это была старинная поморская песня:
Грумант-батюшка страшон, Кругом льдами обнесен И горами обвышен…К вечеру появилось множество птиц: чаек, кайр, люриков. Они низко кружили над судном, а потом вдруг стремительно падали в волны и взлетали уже с рыбешкой в клюве.
На одинокой льдине развалился огромный лахтак. Услышав грохот машины, он приподнял свою круглую морду и долго глядел вслед «Челюскину».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МЫ СОВСЕМ ничего не рассказали о «науке» — так для краткости именовали ученых.
Павел Константинович Хмызников и Яков Яковлевич Гаккель тихо, скромно и планомерно проводили свои гидрографические и гидрологические работы. Через каждые десять миль пути судно бросало ход и начинались промеры глубин.
Гидробиолог Петр Петрович Ширшов в это время занимался своими делами — планктоном и прочей живностью.
Остановка судна, особенно когда не мешают льды, действовала некоторым товарищам на нервы. Кое-кто даже ворчал на «науку», которая, как казалось, ради собственного удовольствия отнимала драгоценное время у всех.