Спасение Шарпа
Шрифт:
Возвратившись, Харпер не сразу узнал Шарпа в синем французском мундире, потом ухмыльнулся:
– Вам идёт, сэр.
Вместе с ним в комнату вошли Висенте и две девушки. Португалочка оказалась совсем ещё юной, лет пятнадцати, с яркими глазами и длинными тёмными волосами. Увидев кровь на рубашке здоровяка, который собирался её изнасиловать, она плюнула ему в лицо и, прежде чем кто-либо успел её остановить, вытащила застрявший в трупе штык и воткнула в шею другого лягушатника. В стену ударила струя крови. Висенте открыл было рот, чтобы запротестовать, но… промолчал. Восемнадцать месяцев назад, когда Шарп впервые встретился с ним, юрист в душе Висенте восстал бы против такого самосуда в отношении
– Никогда не любил насильников, – негромко заметил Шарп.
– Подонки, сэр, проклятые подонки, – согласился Харпер.
Саре не хотелось смотреть, но она не могла отвести взгляда от штыка, который девушка сжимала обеими руками, примериваясь, чтобы нанести удар. Португалка помедлила, а потом воткнула клинок в шею. Умирающий забулькал разорванным горлом, выбивая пятками дробь по полу.
– Переоденьтесь, – сказал Шарп Харперу и Висенте и обратился к Саре. – Спросите, как её зовут.
Спустя пару минут, Сара доложила:
– Её зовут Джоана Джасинто. Это её дом. Её отец работал на реке, но куда-то подевался. И она говорит, что благодарит вас.
– Симпатичное имя – Джоана, – заметил Харпер, одетый теперь как французский сержант. – И она толковая девчонка. Умеет работать штыком.
Шарп помог Висенте переодеться. Раненую руку не стали всовывать в рукав, а просто набросили синий мундир на левое плечо.
– Она хочет остаться с нами, – передала Сара просьбу Джоаны.
– Разумеется, – согласился Харпер, не дожидаясь решения Шарпа.
Лиф тёмно-коричневого платья Джоаны был порван, когда солдаты раздевали её, к тому же, лохмотья залила кровь француза, брызнувшая из распоротого горла. Её пришлось надеть рубаху одного из мертвецов, а потом она подняла с пола мушкет. Сара, не желая показаться трусихой, взяла второй.
Итак, два стрелка, две женщины и раненый португальский офицер. Немного, но Шарп считал, что этого ему хватит, чтобы поломать французам их планы. Он вскинул на плечо винтовку и повёл свой отряд вниз по лестнице.
Большая часть французских пехотинцев, которые находились в Коимбре, были новобранцами из 8-ого корпуса, только что из Франции, полуобученные, не привыкшие к дисциплине, озлобленные на Императора, отправившего их на войну, в которой они не видели смысла, и, самое главное – голодные. Целые сотни их разбрелись по университетскому городку, но, не обнаружив, чем поживиться, излили своё разочарование, разбивая, корёжа и круша всё, что могло быть уничтожено. Коимбра славилась изготовлением качественной оптики, но микроскопы и секстанты солдатам ни к чему, и потому они разбили прекрасные инструменты прикладами мушкетов. Маленькие телескопы перекочевали в солдатские ранцы, а большие, которые унести было невозможно, уничтожили. Огромную коллекцию идеально отшлифованных линз, бережно разложенных по широким лоткам, обитым бархатом, перебили всю до последнего стёклышка. Разнообразные хронометры, которыми была заполнена целая комната, превратились в кучу гнутых стрелочек, зубчатых колёсиков, пружинок и смятых корпусов; прекрасное собрание окаменелостей - в черепки. Коллекция полезных ископаемых, труд целой жизни учёного, тщательно рассортированная на кварцы, шпаты и руды, выброшена в окно. Великолепный фарфор переколот, картины выдраны из рам, а если и уцелела большая часть библиотеки, то лишь потому, что книг оказалось слишком много. Некоторые попытались было тащить с полок книги и рвать, но это занятие им скоро надоело, и они удовлетворились тем, что разбили несколько прекрасных римских ваз, установленных на позолоченных фронтонах. Во всех этих разрушениях не было никакого смысла, кроме того, что солдаты ненавидели португальцев и мстили им, уничтожая то, чем они дорожили.
Старый кафедральный собор Коимбры был построен французскими архитекторами в двенадцатом столетии. Ворвавшись в него, другие французы заорали в восторге, увидев, как много женщин нашли укрытие у его алтаря. Горстка мужчин, которые попытались защитить своих жён и дочерей, была расстреляна, и под сводами собора зазвенели крики. Некоторые солдаты расстреливали позолоченный алтарь, целясь в статуи святых, охраняющих печальную Деву Марию. Шестилетнему ребенку, который пытался оттащить насильника от своей матери, перерезали горло. Когда же его мать зашлась в истошном крике, солдат располосовал горло и ей. В новом кафедральном соборе вольтижёры, встав в очередь, наполнили мочой крестильную купель и окрестили в ней захваченных в церкви девушек именем « Putain», то есть шлюха. А потом сержант продал с аукциона рыдающих пленниц, с волос которых капала моча.
В церкви Санта-Крус, которая была даже старше Старого Собора, разорили могилы первых королей Португалии. С могил сбросили скульптурные надгробия, разбили гробы, и кости Альфонсо Завоевателя, который в двенадцатом столетии освободил Лиссабон от мусульман, были вытряхнуты из обвивавшей их ткани на пол. Белый с золотой парчовой каймой льняной саван его сына, короля Санчо, французский артиллерист набросил на плечи и сплясал на истлевших останках. За найденный на мертвеце золотой крест, усыпанный драгоценностями, передрались трое солдат; один был убит, а выжившие порубили реликвию на куски и поделили. Женщин, укрывшихся в церкви Санта-Крус, постигла та же судьба, что и остальных, а мужчин расстреляли.
Врываясь в дома и погреба, солдаты упорно искали съестное. Пища, конечно, находилась, но её было слишком мало для такого количества захватчиков, и это только озлобило тех, кто остался голодными, в то время, как некоторым повезло с едой. Подпитанный обильными возлияниями вином, обнаруженным в тавернах, гнев усилился и превратился в ярость. Среди солдат прошёл слух, что в нижнем городе обнаружен склад с продовольствием, и сотни французов собрались вокруг драгунских пикетов. Некоторые терпеливо ждали, надеясь, что охрану снимут, а другие рыскали вокруг в поисках женщин и добычи.
Немногие пытались остановить этот хаос. Офицера, который попытался отогнать от женщины двух артиллеристов, свалили наземь и зарубили. Был застрелен набожный сержант, которого возмутило то, что творилось в Старом Соборе. Большинство же офицеров, понимая, что бессмысленно пытаться остановить разрушительную оргию, либо заперлись в домах, ожидая, когда безумие само стихнет, либо присоединялись к царящему на улицах хаосу.
Маршал Массена в сопровождении эскадрона гусар, своих адъютантов и любовницы, которая весьма привлекательно смотрелась в лазурной гусарской форме, расположился во дворце архиепископа. Когда два пехотных полковника, прибывших во дворец, посетовали на катастрофическое падение дисциплины в армии, он отмахнулся:
– Солдаты заслужили маленькую передышку после всех испытаний, выпавших на их долю. Они ведь как лошади: лучше скачут, если не натягивать всё время поводья. Так позвольте же им расслабиться, господа.
Массена пожелал убедиться, что Генриетта расположилась в покоях архиепископа со всеми возможными удобствами. Ей не понравились висевшие на стенах распятия, и маршал собственноручно повыбрасывал их в окно, а потом спросил, что бы она хотела съесть. Генриетта пожелала винограда и вина, и Массена приказал, чтобы слуга порылся на кухне и сыскал всё, что ей угодно.