Спасение Шарпа
Шрифт:
В обязанности Феррейры, в том числе, входила раздача британских мушкетов среди населения, дабы поощрить его вести партизанскую борьбу с захватчиками.
– Они дадут нам лошадей, – продолжил майор уверенно. – Они же скажут нам, взяли ли французы Абрантес. Если нет – мы раздобудем там лодку. И партизаны смогут нам помочь ещё кое в чём. Если Шарп жив…
– Он уже мёртв, - с нажимом сказал Феррагус.
– Если он жив, - терпеливо стоял на своём Феррейра. – то он пойдёт тем же маршрутом, чтобы добраться до своей армии. Партизаны убьют его вместо нас, – майор перекрестился, радуясь, что всё так хорошо складывается. – Я, мой брат и ещё трое направятся к Тахо,
– А остальные? – спросил Мигуэль.
– Троим из вас нужно остаться здесь, чтобы охранять мой дом и сделать необходимый ремонт к нашему возвращению. За это вас ожидает щедрая награда, – предложил Феррейра и посмотрел на брата, ожидая одобрения своей идеи.
Феррагус подтвердил её поклоном.
Подозрения майора, что дом будет нуждаться в ремонте, были оправданы. В ста пятидесяти ярдах от подвала, где все они укрылись, французы, решившие, что майор Феррейра и его брат их обманули, вышибли дверь и ворвались внутрь. В доме они нашли лишь пьяную повариху, которая ударила сковородкой по голове драгуна и была немедленно застрелена. Выбросив её труп во двор, драгуны принялись методично разрушать всё, что можно: мебель, картины, фарфор, посуду. С лестниц отломали перила, перебили окна, сорвали со стен ставни. Лошадей, найденных в конюшне, реквизировали.
Сгустились сумерки. Над далёкой Атлантикой солнце сделалось кроваво-красным и утонуло в океане. Пылавшие в городе пожары озаряли дымное небо. Ярость французов пошла на убыль, но в темноте всё ещё слышались крики и плач. Как обычно, когда Орлы брали город.
Шарп опирался о косяк двери, над которой с решётчатой перголы свисали увядшие растения со скрученными листьями. В маленьком саду были разбиты аккуратные грядки, но из всего, что там росло, Шарп распознал только стручковую фасоль и нарвал её впрок, заготовив на случай грядущих голодных дней. В нижнем городе время от времени гремели выстрелы. Из кухни доносился храп Харпера. Незаметно для себя Шарп задремал и был внезапно разбужен кошкой, которой вздумалось потереться о его ноги. В городе всё ещё постреливали, и дым поднимался в небо.
Он приласкал кошку, потопал ногами, чтобы прогнать сон, но снова задремал. Когда Шарп открыл глаза, у садовой калитки сидел французский офицер с блокнотом на коленях и рисовал его. Увидев, что натурщик проснулся, офицер сделал успокаивающий жест и продолжил работу. Его карандаш быстро и уверенно летал по бумаге. Он что-то сказал Шарпу мягким и дружелюбным тоном. В ответ Шарп буркнул невнятно себе под нос, но офицер, казалось, не заметил, что в его словах нет никакого смысла. Уже совсем стемнело, когда офицер закончил работу и, довольно улыбаясь, показал рисунок Шарпу. На рисунке красовался весьма злодейского вида, израненный и страшный тип, в одной рубашке, подпирающий косяк двери. На его поясе висел палаш в ножнах, а рядом была прислонена винтовка. Неужели этот идиот не понял, что это британское оружие?! Молодой, светловолосый красавчик-офицер выжидательно смотрел на Шарпа, и тот, пожав плечами, прикинул, не стоит ли достать палаш и порубить лягушатника на куски.
В этот момент на пороге возникла Сара и быстро заговорила по-французски. Офицер сорвал с головы кивер, поклонился и показал ей рисунок. Сара, должно быть, выразила восхищение работой, потому что француз вырвал лист из блокнота и с поклоном подал ей. Они беседовали ещё несколько минут, вернее, говорил офицер, а Сара со всем соглашалась, время от времени что-то вставляя пару слов. Наконец, француз поцеловал ей руку, дружески кивнул Шарпу и удалился по лестнице, ведущей под арку.
– И что всё это было? – спросил Шарп.
– Я сказала ему, что вы – голландцы. А он подумал, что вы – кавалерист.
– Это потому, что он увидел палаш, брюки и сапоги, – пояснил Шарп. – Он ничего не заподозрил?
– Он сказал, что вы – образ солдата современности, – ответила Сара, разглядывая рисунок.
– Точно. Всегда считал себя произведением искусства.
– Еще он сказал, что вы символизируете ненависть народа против старого прогнившего мира.
– Вот чёрт… - пробормотал Шарп.
– И ещё он сказал, что то, что происходит в городе – позор, но это было неизбежно.
– И что же случилось с дисциплиной?
– Это потому, что Коимбра – символ старого мира суеверий и сословных привилегий.
– Значит, ваш француз – полный… «граппо»…
– То есть – «дерьмо»? – закончила фразу Сара.
Шарп внимательно посмотрел на неё:
– Вы стали другой, дорогая.
– Это хорошо, – сказала она.
– Вам удалось поспать?
– О, да. Теперь ваша очередь.
– Кто-то должен стоять на страже, – возразил Шарп, хотя сторожить у него вышло не слишком толково: он крепко спал, когда во двор забрёл французский офицер, и им всем очень повезло, что это был любитель живописи с блокнотом, а не обычный ублюдок, рыщущий в поисках поживы. – Что вы на самом деле могли бы сделать, так это посмотреть, можно ли растопить печь на кухне и приготовить чай. У меня в ранце есть немного заварки, на дне, вперемешку, правда, с просыпавшимся порохом, но нам это даже нравится.
– Там, на кухне, сержант Харпер, – застенчиво промолвила Сара.
– Смущаетесь того, что можете увидеть? – улыбнулся Шарп. – Харпер не будет возражать. В армии практически невозможно уединиться. Мы к такому приучены.
– Значит, я схожу и посмотрю, – согласилась Сара, нырнула в кухню и почти сразу вернулась, чтобы сообщить, что печь совсем холодная.
Она старалась ступать так тихо, как только могла, но всё же разбудила Харпера, который выбрался из своего импровизированного ложа и, близоруко щурясь спросонок, вышел на крыльцо.
– Который час?
– Смеркается, – ответил Шарп.
– Всё тихо?
– Было бы, если б не ваш храп. И ещё к нам заглянул лягушатник, поболтал с Сарой о том, как устроен мир.
– Ну да, мир устроен ужасно, просто позор какой-то, – согласился Харпер.
Он сокрушённо покачал головой, потом взялся за свою семистволку.
– Вы бы поспали, сэр. Давайте я покараулю, – он обернулся и приветливо улыбнулся вышедшей из кухни Джоане, которая сняла своё порванное платье и была в одной рубашке, доходящей ей до середины бедёр.
Девушка обняла Харпера за талию, откинула на его плечо темноволосую голову и улыбнулась Шарпу.
– Мы тут вдвоём постоим на часах, – пояснил Харпер.
– Это теперь так называется? – Шарп поднял свою винтовку. – Разбудите меня, когда устанете. Не хотите ли сначала вскипятить чаю? Мы тут собирались разжечь печь.
Самому ему больше всего хотелось не чаю, а спать, но Харпер, насколько он знал, мог выпить целый галлон.
– Я приготовлю на очаге, сэр, – Харпер указал на маленький камин в комнате, в котором стояла кастрюля на трёх ножках, предназначенная, чтобы готовить на жаре тлеющих углей. – В саду есть вода, в дождевой бочке. А кухня вся в вашем распоряжении, так что доброго сна вам, сэр.