Спасенное сердце
Шрифт:
Чарльз Мэнсон5 в свете пророка «педофила» Давида выглядел как долбаная зубная фея.
Трахнутый на бошку, гребаный мудак, помешанный на Иисусе. Лучше быть на стороне Аида в своих грехах. По крайней мере ты знаешь, куда собираешься, когда попадешь к лодочнику. Нет нужды стремиться быть кем-то, кем ты не являешься. А лучшая часть этого? Ты можешь веселиться, как хочешь, когда живешь не по проклятым правилам, но это ощущается так чертовски правильно!
— Итак, вот что произойдет. Ты и я, ну, мы будем
Лила мгновенно кивнула головой, и я мог видеть сильный страх в ее глазах, ощущать ее бешеное дыхание.
— Хорошо. Так, во-первых, ты больше не будешь пытаться убить себя. Я не люблю плавать. Это чересчур тяжелое занятие. Я не люблю мокнуть. Это портит мои волосы, — я ухмыльнулся, подмигнул и добавил: — Но я более чем счастлив сделать тебя мокрой другим путем, сахарные титьки.
Лила покачала головой вперед-назад с решительностью во взгляде.
— Что теперь? — спросил я в раздражении.
— Я... я не пыталась лишить себя жизни. Я бы никогда не сделала этого. Пророк Давид был очень тверд в том, что касалось уничтожения величайшего творения Господа — нас самих. Это путь в ад. Я буду с Господом в Сионе только, когда он пожелает, и не раньше.
Я закатил глаза, услышав, что имя этого трахнутого на голову ублюдка сорвалось с ее губ, но от ее ответа я был в замешательстве.
— Тогда, что, бл*дь, ты делала, прыгая в воду? Ты была под водой, после того как у тебя был этот проклятый припадок на берегу. Ты выла и плакала, как будто потеряла свой гребаный рассудок, и думаешь, я поверю, что ты не пыталась убить себя?
— Припадок? Что такое припадок? Я не понимаю твоих слов. Ты путаешь меня! Почему я постоянно не могу понять слова, которые ты произносишь?
Я рассмеялся и руками зачесал свои волосы назад.
— Я путаю? Сладкие щечки, с таким же успехом ты можешь быть гребаным пришельцем, который свалился с Марса, из-за того, как ты всегда странно себя ведешь.
— М-марс? Что такое Марс? Что такое пришелец? Я не понимаю! — завизжала она.
Я запрокинул голову назад и застонал, затем снова вперил свой взгляд в нее.
— Припадок — это когда ты перекатываешься по земле, не в состоянии контролировать свое тело. Ты знаешь, когда у тебя не в порядке с головой и идет пена изо рта.
Выражение лица Лилы было пустым. И это заверило меня, что я не зря не пошел работать доктором или учителем, если на то пошло. Казалось, я ни черта не мог объяснить этой сучке.
— Я не безумна. И я не перекатывалась бесконтрольно с пеной у рта. Я разговаривала с Богом.
Я замер, когда ее слова пробрались в мой разум, и я не ничего не мог поделать, и снова рассмеялся.
— Ну, говоря такое безумное дерьмо, что ты разговариваешь так с Богом, не убедит никого, что ты не из «Пролетая над гнездом кукушки». Я видел, как ты перекатываешься
Голубые глаза Лилы сощурились.
— Я говорила на языке Глоссолалия. Эти слова — священный личный язык между богом и мной, тайный язык, который ты не поймешь. Я наполнялась Святым Духом, чистой любовью Бога. Я перемещалась в место, где отдавала себя Иисусу. То, что ты видел, было воплощением моего поклонения, моей связи с нашим создателем.
Я пялился на нее в изумлении. Наполнялась Святым Духом? Какого. Хрена....
— Я была в реке, чтобы очистить себя от грехов...— ее глаза вперились в меня, — чтобы смыть твое нападение и нежелательное искушение, искушение, что было грехом безнравственности на моей плоти. Для этого мне нужно было погрузить себя в чистые воды, так же как Иисус принял крещение от Иоанна.
Она закрыла глаза, и странное спокойствие отразилось на ее лице.
— И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение.
Да, я все еще, бл*дь, пялился в изумлении.
Лила раздраженно вздохнула, на мгновение потеряв свое спокойствие.
— От Матфея 3:16-17. Это Писание, Кай. Ты можешь не принимать Писания нашего Господа, но я нет. Мое духовное очищение сегодня было тем, что я была призвана сделать высшей силой: прийти к реке и смыть грех.
Пожав плечами, я сказал:
— Ты говорила с Богом и избавляла себя от порока... — я снова посмотрел на Лилу и дернул подбородком. — Как ты назвала это?
— Грех безнравственного искушения, — ответила она выразительно.
Я низко засвистел и покачал головой с ухмылкой, которая прочно укоренилась на моем лице.
— Да, это жуткое дерьмо, сладкие щечки.
Ее брови сошлись вместе.
— Ты порицаешь меня?
Поднявшись, я смотрел как Лила убирает сухие листья со своего уродливого платья, и сказал:
— Учитывая, что я, нахрен, не знаю, что значит порицать, я чертовски уверен, что мы никогда и не узнаем этого, не так ли, сладкие щечки? Я хочу сказать, я удивлен, что аморальный ублюдок-язычник, как я, прожил так долго, и Бог до сих пор не пульнул молнией, чтобы поджарить мой зад.
Оттолкнувшись от земли, Лила, поджав губки, встала передо мной. Она отрывисто сказала:
— Могу я попросить перестать называть меня... сладкие щечки? Меня зовут Лила.
Шокированный ее смелым сопротивлением, я двинулся вперед, приближаясь к ней. Злость немедленно исчезла с выражения лица Лилы, и она замерла. Когда мы оказались лицом к лицу, Лила покорно опустила голову, и я почувствовал себя настоящей задницей. Сучка была абсолютно трахнута на голову и чертовски напугана. Черт, она даже дрожала.