Спасенный любовью
Шрифт:
Элинор нашла его на большой террасе, расположенной в задней части дома. Йен сидел, скрестив ноги, и играл в солдатики с сынишкой — то есть расставлял деревянных солдатиков, а Джейми радостно сбивал их.
— Вижу, битва при Ватерлоо закончилась бы очень быстро, будь там Джейми, — констатировала Элинор.
Малыш взял французского генерала, затолкан в рот и заковылял к Элинор. Йен осторожно остановил сына и вынул солдатика у него изо рта.
Присев на ближайшую мраморную скамью, Элинор сказала:
— Йен,
Йен вытер солдатика о свой килт. Джейми начал карабкаться на скамью, чтобы посидеть рядом с Элинор, а отец, чтобы мальчик не упал, поддерживал его сзади.
Немного помолчав, Йен проговорил:
— Салли Тейт, Лили Мартин, Джоанна Браун, Кэсси Бингем, Хелена Фергюсон, Марион Филипс…
— Стоп, подожди. — Элинор раскрыла тетрадку, которую принесла с собой. — Дай мне записать.
Джейми попытался вырвать у нее карандаш, но все же Элинор сумела записать имена.
— Дальше, Йен.
Он продолжил и назвал еще с десяток имен. Дальнейшие расспросы помогли Элинор выяснить, которые из женщин были куртизанками, а которые — горничными. Все они жили у Анджелины Палмер в разное время, а некоторые — и вовсе несколько дней.
— Ты знаешь, где они сейчас? — спросила Элинор.
Йен тут же закивал. Он не был бы Йеном, если бы этого не знал.
Вскоре Джейми надоело вырывать у Элинор карандаш, и он сполз со скамейки на пол, потом заковылял по террасе, подбирая упавших солдатиков.
Оказалось, что некоторые из этих женщин умерли, а другие все еще проживали в Лондоне. Правда, одна вышла замуж и уехала в Америку. И многие обзавелись семьями. Трое жили в Эдинбурге, одна до сих пор оставалась куртизанкой и жила со своим покровителем, и еще одна служила горничной в богатом лондонском доме.
Элинор все аккуратно записывала, не спрашивая Йена, откуда у него все эти сведения. Точность информации сомнений не вызывала. Письма же скорее всего приходили из Эдинбурга, следовательно, туда она и должна была отправиться.
— Спасибо, Йен, — сказала Элинор, закончив расспросы.
Он молча кивнул и направился к сыну. Какое-то время Элинор смотрела, как отец с сыном расставляли солдатиков, Йен — лежа на животе, а Джейми — ползая вокруг своего огромного отца.
Когда Джейми устал, Йен усадил его к себе на колени и обнял. Малыш вскоре задремал, а Элинор, молча улыбнувшись, поднялась со скамьи и ушла в дом.
Спустя несколько дней Элинор вместе с мужем оказалась в Эдинбурге, в том самом доме, где теперь служила одна из горничных Хай-Холборна, — ее наняла дама по имени миссис Магуайр. Элинор уже неоднократно встречалась с этой женщиной — та была женой главы клана Магуайров, хотя родилась в семье английского виконта и воспитывалась в Лондоне.
Судя по всему, миссис Магуайр обожала своего мужа из Шотландского нагорья. Между прочим, эта добросердечная женщина когда-то была подругой матери Элинор, и Элинор очень ее уважала. А вот почему миссис Магуайр наняла горничную из борделя — это еще предстояло выяснить.
Герцог с герцогиней ступили на ковровую дорожку перед домом миссис Магуайр, и вся улица замерла, с любопытством глазея на роскошную карету, на великолепных лошадей и на самого известного человека в Шотландии, прибывшего со своей новой женой на первый их совместный раут.
Миссис Магуайр находилась со своими гостями наверху, и внизу супругов встретила пухленькая черноволосая горничная, которая помогла Элинор снять верхнюю одежду. Когда она проходила мимо Харта, он улыбнулся ей и, не стесняясь, подмигнул. Горничная покраснела, но тут же ответила улыбкой и тоже подмигнула.
Элинор в изумлении уставилась на мужа, но тот уже отвернулся, чтобы здороваться со своими приятелями, а затем вместе с ними направился наверх. Мейгдлин же проводила Элинор в дамскую комнату, чтобы хозяйка могла привести себя в порядок после поездки из эдинбургского дома Изабеллы.
Пока Элинор размышляла, как отнестись к странному поведению Харта, та самая горничная вошла в дамскую комнату. Приблизившись к Элинор, она присела в реверансе и сказала:
— Рада видеть вас, ваша светлость.
Мейгдлин смерила служанку сердитым взглядом и проворчала:
— Какая наглость… Нельзя обращаться к герцогине без ее разрешения. Что ты хочешь?
— Все в порядке, Мейгдлин, — сказала Элинор. — Это ведь Джоанна Браун, верно? Ты из дома в Хай-Холборне?
Горничная снова присела.
— Да, ваша светлость. — У нее был английский выговор, характерный для лондонских трущоб. — Я знаю, что это большая наглость, — продолжала горничная, — но не позволите ли перекинуться с вами словечком наедине?
Мейгдлин посмотрела на нахалку с невыразимым презрением, но Элинор тут же кивнула:
— Да, конечно. Мейгдлин, не могла бы ты постоять снаружи, чтобы нас не побеспокоили?
Негодованию Мейгдлин не было предела, но она все же отложила щетки, которые достала из сумки хозяйки, отвесила неловкий поклон и вышла за дверь.
— Прошу прощения, ваша светлость, — начала Джоанна, как только они остались одни. — Я знаю, что вы видели наше подмигивание, и я хотела объясниться, чтобы вы не составили неверного представления.
Элинор окинула служанку взглядом. Джоанне на вид было не больше тридцати, и она обладала очень обаятельной улыбкой.
— Хорошо, — ответила Элинор. — Но сначала я хочу спросить, что тебе известно о фотографиях.
Улыбка горничной стала еще шире.
— Очень многое, ваша светлость. Значит, вы их получили?