Спаси меня, мой талисман!
Шрифт:
За ночь Белаву потревожили раз пять. Впрочем, она все равно ворочалась без сна, впервые всерьез задумавшись о своем положении. Пока неволя не принесла ей ощутимого неудобства – разлука с близкими и Веселином не в счет. Надо сказать, раньше о рабстве у Белавы были совсем иные представления. Думалось, что рабов постоянно избивают, держат в цепях, морят голодом и заставляют непосильно трудиться. Здесь же Белаву кормили и поили. Никто ее не трогал, не заставлял работать, никто не бил и никто не издевался над ней. Баян вообще ее не замечал, занятый какими-то своими делами.
Бегство Недвиги и радовало Белаву –
С мачехи мысли Белавы переметнулись на дитя. Как же она будет рожать его? Дома помогла бы Ярина – она уже не раз принимала роды и кое-что умела. А кто поможет здесь? Судя по сетованию рабыни-славянки, печенеги не очень-то заботятся о роженицах и новорожденных, если они здесь мрут как мухи. Неужели Недвига спасла ее только на время, лишь отсрочив неминуемую гибель?
«Такие думы ни к чему хорошему не приведут», – решила Белава и отбросила мрачные мысли прочь, полностью сосредоточившись на благоприятных мыслях о ребенке. Если бы все было так плохо, откуда бы вокруг крутилось столько ребятни?
С утра воины потянулись к центру стана. Покойный вождь, пролежав накануне весь день на солнцепеке, издавал тошнотворный запах, но печенеги, казалось, не замечали этого, расположившись рядом с телом, вокруг шести древних стариков и шамана. Женщин на совет не допускали. Они хлопотали у костров, старательно делая вид, что им нет до мужей никакого дела.
Воины для начала решили избрать нового вождя. Разгорелся спор, который чуть не дошел до кровопролития: все кричали, грозно потрясали оружием, рвались в драку. Потасовку кое-как удалось предотвратить старейшинам, поубавившим воинственный пыл разгоряченных сородичей мудрым словом: достойнее Баяна в стане печенега не найти.
Баян ловок, силен и смел. Он достиг немалых успехов в военном деле: равных ему нет ни в бою, ни в состязаниях на выносливость, ни в гонках на лошадях, ни в стрельбе из лука. Баян здоров и полон жизни. У него трезвый ум и огромный опыт набегов, засад и прочих разбойничьих премудростей.
К тому же его можно женить на дочери вождя соседнего племени и объединить силы для изгнания угров с Подонья – то, о чем мечтали все последние вожди рода.
Началось голосование. Большинством криков Баян был избран вождем. Если кто и был против, то благоразумно помалкивал, оставшись в меньшинстве.
Так Баян, и без того наживший на грабежах и продаже рабов немалое состояние, получил в наследство от отца скот, табун лошадей, рабов и титул вождя.
После совета настало время погребения покойного. Мужчины и женщины, дети и рабы направились в степь, где была вырыта могила. Проследовала за всеми и Белава.
Люди остановились возле широкой, но не очень глубокой ямы. Все сосредоточенно молчали, терпеливо дожидаясь начала обряда. Солнце в вышине нещадно палило. Не ощущалось даже призрачного дуновения ветерка. Белава почувствовала, что теряет силы: живот давил вниз, ноги подкашивались. Она обливалась потом и проклинала себя за излишнюю женскую любознательность, заставившую ее прийти сюда.
Неожиданно, когда напряжение сделалось почти невыносимым, со стороны стана ударили в бубен. Послышался надрывный женский плач. Показалась печальная процессия. Белава вмиг позабыла о себе и своих болях.
Впереди, еле передвигая старческие ноги, брели старейшины и шаман. Воины несли носилки с телом вождя. За ними женщины вели под руки старшую жену и молодую рабыню, принадлежавшую ей. Несколько нарядных девушек, следуя друг за другом цепочкой, несли узелки с одеждой и различную утварь. За ними шли плакальщицы, воя и заламывая руки. Позади них плелись взрослые дети и маленькие внуки Кутая, в скорби размазывая слезы по лицу. Замыкал шествие воин, ведущий в поводу боевого коня вождя.
Толпа расступилась, пропуская процессию. Воины опустили носилки в могилу. Четверо здоровых мужчин связали коня и одним сильным толчком повалили его наземь, одновременно растягивая его ноги в разные стороны. Конь силился подняться, но мужчины, напрягая руки, крепко сдерживали его порыв веревками. Шеи их налились бурой кровью, глаза выкатились от напряжения.
Подошел Баян, точным взмахом руки полоснул длинным ножом по горлу животного. В глазах коня мелькнула мука. На людей брызнула темная теплая кровь, но никто не пошевелился, не загородился от брызг.
Конь задергал ногами, пытаясь встать. Во взоре застыл немой укор: он старался преданно служить, стойко перенося трудные переходы, жестокие битвы и преследования, не раз спасая хозяина от смерти. И за это ему уготован чудовищный конец?!
Опытные воины неимоверным усилием сдерживали напор коня, дрыгающего всеми конечностями: агонизирующее животное может вырваться и затоптать людей, стоящих вокруг. Но вот из горла его вылетел утробный последний выдох: он зародился где-то в животе, прошел через горло и выплеснулся наружу – дух коня покинул тело. Живот опал, голова откинулась на землю.
Воины ослабили веревку, утерлись рукавами рубах: пот потоком струился по лицам. Конь больше не шевелился – сдох. Его подняли и положили рядом с хозяином, который любил, холил и берег его при жизни и то же самое будет делать в царстве мертвых.
Все это время над степью висел, ни на миг не умолкая, плач – плакальщицы добросовестно исполняли свои обязанности.
Старшая жена стояла спокойно, опустив руки вдоль тела, направив взор в землю. Происходящее вокруг не волновало ее. Рабыня же блуждала полубезумным взглядом по лицам суровых воинов. В ней еще теплилась надежда на спасение, но неподвижные лица окружавших ее людей предрекали чудовищную смерть.
Старшая жена позволила мужчинам поднять себя и положить в могилу около мужа. Подошел шаман, протянул ей чашу с ядом. Женщина приподнялась, трясущимися руками приняла чашу, выпила содержимое до дна. Чаша выпала из ее безвольных рук, голова откинулась. Шаман, кряхтя, наклонился, дотянулся до неподвижных глаз женщины, закрыл веки, выпрямился. Посмотрел на рабыню.
Девушка попятилась, но спиной наткнулась на воина, который тут же обхватил ее сзади, не давая возможности вырваться. Шаман приблизился, ловко накинул ей на шею веревочную петлю, стянул. Рабыня закричала, но крик сразу превратился в хрипение. Лицо побагровело, глаза неимоверно расширились, зрачки закатились.