Спасибо деду за Победу! Это и моя война
Шрифт:
Первого живого нашел минут через пять. До того мне попадались только отдельные фрагменты и почти целые, но сильно обгоревшие тушки. И я даже немного удивился, когда очередной «кусок жареного мяса» застонал и отчетливо произнес человеческим голосом:
– Mutti, es tut weh! [66]
Я подошел ближе, прикидывая, в какое место лучше выстрелить – непонятно, где у этого урода голова.
– Kameraden! Hilfe! [67] – услышав шаги, фриц повернул ко мне сожженное до костей лицо. Глаз не было, впрочем, как и остальных составляющих
66
Мамочка, как больно! (нем.)
67
Товарищ! Помоги! (нем.)
– Тамбовский волк тебе товарищ, сука! – ответил я, плюнул и пошел дальше – один хер фриц не жилец, так с чего ему страдания облегчать? Он что-то гундосил мне вдогонку про милосердие, но я только ухмылялся. Раненые детишки, которых вы, сволочи, давили танками, тоже хотели жить…
Второй живой попался, когда я почти закончил прочесывать местность и уже собирался идти искать сержанта. Почти целый (в том смысле, что с полным набором конечностей и не обгорелый) немец сидел в неглубокой воронке, пытаясь перевязать окровавленное плечо. Получалось плохо – левая рука висела плетью. Увидев меня, ганс сделал попытку вытащить из кобуры пистолет. Плохая идея – легкий удар прикладом – и плетью повисла правая рука.
– Es tut weh, vielleicht? [68] – участливо спросил я.
Немец растерянно кивнул.
– Elften panzerdivision? [69]
– Ja! Und wer bist du? [70] – удивленно ответил фриц.
– Partisan! – усмехнулся я, но, увидев непонимание в глазах немца, пояснил: – W"utend Rot bolschewistischen! So sprang mit einem Fallschirm zu Ihnen Kreaturen, schneiden! [71]
68
Больно, наверное? (нем.)
69
Одиннадцатая танковая дивизия? (нем.)
70
Да! А ты кто такой? (нем.)
71
Злой красный большевик! Только что с парашютом спрыгнул, чтобы вас, тварей, резать! (нем.)
Вот тут парня проняло по-настоящему! Он даже попытался отползти, однако выбраться из ямы без помощи рук у него не вышло. Я с улыбкой следил за его попытками. Внезапно за спиной послышались шаркающие шаги. Быстро вскакиваю, разворачиваюсь и вскидываю к плечу винтовку. Палец выбирает свободный ход спускового крючка, остановившись в самое последнее мгновение.
– А ты шустрый малый! – хрипло сказал Альбиков. Вид сержанта страшен – совершенно черное лицо, ресницы и брови обгорели. Гимнастерка висит лохмотьями, предплечье замотано окровавленным бинтом. – Не успела пыль после налета улечься, а ты уже языка взял!
– Ты… как? – спрашиваю с опаской. Сдерживаю в себе первый порыв – обнять Хуршеда, мало ли, может у него спина в сплошных волдырях?
– Нормально! – криво ухмыляется сержант. – Бывало похуже… Удивительно, но руки-ноги целы! Как
– Кто это был-то? Ну… самолеты?
– Наши! СБ! – с некоторой долей гордости, как будто он лично причастен к авиации, ответил Альбиков. – Два звена отбомбились! Немцы, видимо, боеприпасы и топливо везли, вот потому так и рвануло. Детонация…
Альбиков устало опустился рядом, свесив ноги в яму. Я заметил, что, несмотря на общий побитый вид, его винтовка в полном порядке.
– Что говорит? – спросил Хуршед, легонько ткнув немца в раненую руку носком сапога. Фриц взвыл от боли.
– Да я его только-только нашел. Еще ни о чем спросить не успел.
– А чего ты у него узнать хотел? Характер и назначение груза? – коротко хохотнул Хуршед.
– Ну… Узнать, сколько человек охраняет переезд.
– А на хера? Ты на чем туда собрался? – хмыкнул узбек. – Мотоцикл-то тю-тю!
– Да заведем сейчас! – с воодушевлением сказал я. – В спокойной-то обстановке…
– Ты не понял, Игорь… Ему осколком прилетело… Восстановлению не подлежит! Так что… переезд нам не нужен – лесами пойдем.
– Этак мы можем до завтрашнего дня идти… – скривился я. Эх, ноги мои, ноги… Опять вам достанется. – Этого с собой возьмем или здесь прирежем?
– Не знаю… – вздохнул Хуршед. – Вроде бы офицер…
– А он офицер? – я с сомнением взглянул на фрица.
– Да, причем в немалом чине – гауптман. По нашему это…
– Капитан! – уж такие вещи я знал. – А что он с конвоем делал? Как-то не по рангу… тут бы и простого лейтехи хватило. А он точно гауптман?
– Ну, уж настолько я в немецких знаках различия разбираюсь! – с некоторой обидой в голосе сказал Альбиков. – Сдается мне, что он в той легковушке ехал, что в хвосте колонны шла.
– Там еще и легковушка была? Надо же! Я только танк и бэтээр видел!
– Там два броневика было! – огорошил Альбиков. – Один вместе с танком к тебе поехал, второй ко мне. А сейчас… заканчиваем трепаться! Надо отсюда побыстрее уходить. Мало ли… еще кто приедет… или прилетит. Ты сам-то цел? Идти можешь?
– Могу, хотя и с трудом. Похоже, контузило меня… Так что – пленного с собой берем?
– Бери! – вздохнул сержант, вставая. – Смотри за ним сам. Я, как видишь, пока не в рабочем состоянии. А что он здесь делал – потом разберемся, в более спокойной обстановке.
Я помог сержанту вылезти из воронки и посмотрел на внимательно слушавшего наш разговор немца. Сдается мне, что этот гад нас понимает!
– Steht auf! [72]
Фриц попытался выполнить команду, но безрукость снова его подвела. Тогда я бесцеремонно схватил его за воротник и вытащил на свет божий. Ремень с кобурой – долой! Оружие ему еще долго не понадобится – ему теперь и пописать будет затруднительно, не то что стрелять. Зато связывать не надо – на веревке сэкономим!
72
Встать! (нем.)
Быстро обшариваю карманы пленника. Ага, книжечка, похожая на давешний «Зольдбух». У них для всех стандартная форма личного документа сделана? Бегло пролистываю. Гауптман Вольфганг фон Вондерер. Оп-па! А он мне соврал, подонок, – не танкист он, да и вообще к одиннадцатой танковой дивизии отношения не имеет. Тут должность указана – начальник оперативного отдела и шестизначный номер вэ чэ. Штабной, что ли?
Ладно, Хуршед прав – потом разберемся, в спокойной обстановке, а сейчас пора рвать когти.