Спасибо деду за Победу! Это и моя война
Шрифт:
– Vorw"arts, marsch! [73] – для ускорения пинаю Вондерера в нижнюю часть спины.
До ближайшего леса ковыляем непозволительно долго – почти целый час. Практика сразу показала, что ходоки из нас теперь не самые лучшие – у меня постоянно кружилась голова, тошнило, а в глазах двоилось. Не считая общей слабости. Альбиков чувствовал себя не лучше. Да и немец в олимпийские чемпионы по спортивной ходьбе не годился. Пришлось делать «привалы» через каждые сто метров.
73
Вперед,
Наконец, укрывшись в кустах, мы смогли отдохнуть по-настоящему.
– Плохо! – констатировал я. – Таким темпом мы далеко не уйдем!
– Может, вернемся? – предложил Альбиков. – Лейтенант других пошлет!
– Лейтенант? – делаю вид, что удивлен.
– Не прикидывайся, Игорь! – укоризненно говорит Хуршед. – Ты ведь уже догадался, что мы не простые красноармейцы?
Обращаю внимание, что при этих словах Вондерер навострил ушки. Нет, ну точно – знает он русский! Занятный нам пленник попался…
– Хуршед, да я бы и рад передоверить задание кому другому. Уверен, что тот же Валуев гораздо лучше справится. Однако… пока мы вернемся… пока старшина, то есть, простите, лейтенант, новых назначит. Пока они соберутся… Хорошо, если к завтрашнему утру! А тут каждый час дорог! Может, в Ровно уже фрицы сидят? А, Вольфганг? Сидят? – последние слова я адресовал гауптману.
И он машинально покачал головой! Понял, значит…
– Чего это ты? – удивился Хуршед.
– Этот крендель по-нашему понимает! – объяснил я сержанту. – Понимаешь ведь, Вольфганг? Не томи, ответь! Все равно ведь расколю! Только тебе очень больно будет!
– Можно подумать, мне сейчас не больно! – без малейших признаков акцента, пробурчал гауптман и отвернулся.
– Ага! – торжествующе сказал я. – Заговорил! Может, ты нам расскажешь: что офицеру Абвера понадобилось в Остроге?
Это был выстрел наудачу. Просто я сопоставил пару фактов: принадлежность капитана к некоему штабу, название которого даже во внутреннем документе написать постеснялись, плюс знание русского языка.
Ох, как он на меня посмотрел! Чуть насквозь не прожег, собака! Угадал я, стало быть.
– Интересно девки пляшут… – задумчиво произнес Альбиков. – Похоже, что ты, Игорек, просто притягиваешь разные… интересные случаи. То командир кампфгруппы, то вот теперь абверовец.
– Мало того – он не простой офицер, а начальник оперативного отдела! Тебе эта контора знакома?
– А как же! – ухмыльнулся сержант. – И мне тоже чрезвычайно интересно, что это могло понадобиться разведчику из центрального аппарата на фронте! Да так, что он не поленился отправиться через ничейную зону с транспортным конвоем!
– Идите к черту! Ничего я вам не скажу! – гордо ответил фон Вондерер.
Мы с Альбиковым, услышав такое смелое заявление, не сговариваясь, заржали, как кони.
– Не скажет он… – отсмеявшись, сказал сержант. – Это он еще Петю Валуева не видел…
– Грязные русские свиньи! Untermenschen! [74] Вы недостойны называться людьми! – горячо выпалил гауптман. – Я знаю, как вы пытаете в своих застенках, и не боюсь вас! Скоро ваша армия будет разбита и тогда…
74
Недочеловеки (нем.)
– Хавальник
– Палач! – выдохнул гауптман разбитыми губами, за что еще раз от души получил в торец.
– И запомни, тварь: никогда вам, козлам, не победить! Вы в нашей стране таких пиздюлей огребете, что ваши внуки при одном упоминании этой войны от страха сраться будут!
Я вспомнил, как пару лет назад, в Ганновере, мы с приятелями, такими же командированными на семинар инженерами-строителями, сидели в кафешке, скромно отмечая «рюмкой чая» окончание очередного трудового дня. Надо сказать, что поселили нас хоть и в чистенькой, но довольно дешевой небольшой гостиничке на окраине города. Точнее – в самом что ни на есть пролетарском районе. Встретить здесь белокурую бестию арийской внешности было практически невозможно – немцы обходили райончик стороной. А жили тут в основном «остарбайтеры» – югославы, арабы, негры… Больше всего турок было. Однако мы, воспитанные в СССР, быстро нашли с ними общий язык, хотя, по местным меркам, принадлежали к разным кастам: мы – инженеры, они – простые работяги. Нет, ясное дело, до братания дело не дошло, я мог кого угодно и черножопым обозвать, и бараном, и ишаком. Но здешний народец чувствовал – мы относимся к ним как к равным, а не плюем сверху, как цивилизованные европейцы. Поэтому нас в районе уважали.
Вечером податься особо некуда, на командировочные не пошикуешь, но мы нашли отдушину – стали посещать кафешку рядом с нашей гостиницей. Держал ее Максуд – хозяин, бармен, повар. Един в трех лицах, как господь бог.
В первый же вечер, услышав, как мы заказываем кофе, Максуд навострил уши и разразился длиннющей тирадой на каком-то смутно-понятном славянском языке. Из дальнейшего выяснилось, что он, добрая душа, решил, что перед ним – его соотечественники. Оказывается, матушка нашего достопочтенного хозяина – полячка, а русское произношение немецких слов напоминало ему акцент поляков. Ну, поляки так поляки, хотя я их не люблю. О чем тут же и сообщил Максуду. И, представьте себе, попал в точку! Максуд к соплеменникам своей матушки относился не то что плохо, а как бы это поточнее выразиться?.. В общем, он искренне полагал, что турки совершенно напрасно чего-то там не поделили с армянами, когда на свете существуют такие вот поляки! «Решать надо было сначала польский вопрос! – разливался соловьем Максуд. – А потом уже можно было и на армян отвлекаться!»
Специально для русских наш хозяин выволок откуда-то самовар, а на следующий день умудрился приготовить гречневый плов – гречку с мясом. А так как он не забыл подать к своему кулинарному шедевру национальную русскую приправу – водку, то мы совершенно искренне заявили, что всяким там шеф-поварам из каких-нибудь «Максимов» или «Пале-Роялей» до него – как до Китая по-пластунски!
Поэтому маленькая кофейня-забегаловка Максуда стала местом наших ежевечерних посиделок. Хозяин выделил нам персональный столик, дополнил нарды бильярдом (качества, конечно, невысокого, но на безрыбье – и лягушку в уху!), заваривал крепкий черный чай и даже научился печь блины! Мы же платили ему постоянством и щедрыми чаевыми…