Спасибо деду за Победу! Это и моя война
Шрифт:
– И попить тоже пусть принесет! – опять этот жуткий сушняк.
Но не успела Гавриловна сделать шаг к двери, как два мужичка лет под пятьдесят, в замызганных белых халатах поверх красноармейской формы, начали деловито затаскивать в палату кровать с панцирной сеткой и лежащим сверху свернутым матрасом.
– Это еще что?!! – по-фельдфебельски рявкнула на медбратьев Ольга Гавриловна. – Вы чего творите, ироды?!! Куда койку тащите?
– Нам сказали притащить – мы и притащили! – буркнул один из мужиков, грохая свою ношу возле стены.
Не вступая в дальнейшие
– Петровна! Что здесь творится? – набросилась на нее Гавриловна. – Это же палата для особых больных!
Петровна склонилась к уху Гавриловны и начала ей что-то шептать, изредка поглядывая на меня.
– Ну, раз Пал Михалыч распорядился… – уже более спокойным тоном произнесла старушка, выслушав свою коллегу.
Тетка начала застилать постель, а Гавриловна вышла в коридор, откуда немедленно донесся ее зычный голос:
– Куда вы его несете? Его сперва помыть надо, переодеть и перевязать! Ну-ка разворачивайтесь!
В ответ раздалось невнятное «бу-бу-бу», но, видимо, авторитет пожилой медсестры был в госпитале непререкаемым – вселение нового обитателя вип-палаты явно откладывалось.
– Петровна! – позвал я тетку, аккуратно заправляющую подушку в наволочку. – Кого там принесли-то?
– Та военный какой-то! – с неистребимым южнорусским акцентом ответила медсестра. – И вроде в небольшом звании… И чего все так суетятся?
Махнув рукой, Петровна закончила свою работу, придирчиво окинула взглядом постель, расправила пару складок и вышла из палаты. А я остался гадать – кого это мне прочат в соседи? С одной стороны – вдвоем веселей. С другой… А вдруг он храпит по ночам или громко портит воздух? Ладно, недолго ждать осталось – скоро все узнаю.
Ждать, однако, пришлось довольно долго. Сначала меня посетила Дуня с кружкой питьевой воды и полным ведром для помывки. Она при виде меня снова покраснела, суетливо бухнула ведро на пол, а кружку сунула мне в руки, пролив чуть ли не половину прямо на пижаму. Смутившись еще больше, Евдокия ойкнула, залилась малиновым цветом до самых бровей и буквально выскочила из палаты, столкнувшись в дверях с Гавриловной. Та, видно еще не отойдя от предыдущего разговора, поймала девчонку за косу и сурово отчитала. Лейтмотивом поучительной лекции являлась тема «Не хрен попусту бегать по госпиталю, надо делом заниматься!».
Продолжая бурчать что-то в адрес бестолковой молодежи, к которой, по ее мнению, относился и я, старушка бесцеремонно вытряхнула мое тело из пижамы и взялась за губку.
– Кого там принесли, Гавриловна? – сделал я новый заход.
– Да старшину какого-то… Молодой парень, в ногу раненый, – недовольно сказала медсестра. – И с чего ему такой почет?
– Ну а мне-то с чего? – усмехнулся я, переворачиваясь на бок, чтобы старушке было удобнее меня протирать.
– Тебе с чего? – Гавриловна даже остановилась. – И правда, тебе-то с чего отдельная палата? А-а… ладно! Раз распорядились, значит, есть с чего! Начальству-то виднее!
Не успела добрая женщина закончить процедуру и одеть меня в свежую пижамку (тоже старую, застиранную почти до дыр), как в коридоре послышались шаги нескольких человек. Я уже примерно понял, кто будет моим новым соседом, поэтому совершенно не удивился, когда санитары стали перекладывать с носилок на стоящую рядом койку помытого, перевязанного и одетого в полосатую больничную пижаму Володю Петрова.
– Здорово, старшина! – радостно приветствовал я таинственного «старшину-лейтенанта». – Все-таки выбрались?
– Здорово, Игорек! – бодро ответил Петров. – Выбрались, мать его!
– Мои-то как?
– Всех раненых еще вчера вывезли самолетом! – обрадовал старшина. – До Житомира он долетел благополучно.
– Слава богу! – я осенил себя крестным знамением. Петров удивленно покосился на меня, но ничего не сказал. – Никто больше?..
– Нет, слава труду, все, кого ты оставил, до эвакуации дожили! – заверил старшина.
– Ты сказал – раненых вывезли… А здоровых?
– Всех остальных сегодня утром разведчики мехкорпуса забрали! Их сейчас особисты опрашивают.
– Не понял! Зачем их допрашивают? В чем их обвиняют? – начал заводиться я. – Там же дети! Просто дети!
– Да успокойся ты! – серьезно сказал Петров. – Не допрашивают, а опрашивают! Что видели, что слышали… И не обвиняют их ни в чем. Они свидетели преступления гитлеровцев. На то место, где ваших… ну, ты понял… отдельная группа выехала. Со следователями, фотографами и кинооператорами. Чтобы все зафиксировать, составить протоколы и, по возможности, вывезти тела. Нарком лично распорядился.
– Ничего себе! – охнул я. – Но там же немцы до сих пор… где-то рядом!
– Если ты про танкистов одиннадцатой дивизии, то им сейчас не до этого! – усмехнулся Петров. – Они к прорыву готовятся – группируются километров на тридцать южнее.
– И ты об этом так спокойно говоришь?
– О чем?
– Ну… что они к прорыву готовятся! И место знаешь!
– Так, а как я должен об этом говорить? – удивился Петров. – Ну, готовятся… Ну, знаем мы место… Там болота почти сплошные – дорога всего одна. И ни одной нашей части поблизости. Если только восьмой мехкорпус кого-нибудь туда пошлет. Но у них после всех боев потери большие, особенно в танках. Еле-еле хватило на захват Дубно. В общем, не сможем мы их удержать в окружении. Никак. Авиация им еще бока намнет, но и… всё.
– Одна дорога… – задумался я. – А если туда диверсантов с фугасами забросить?
Володя весело и искренне рассмеялся.
– Ой… ну уморил… – только через минуту, когда бурное веселье пошло на спад, смог произнести Петров. – Великий наставник подразделений особого назначения Игорь Глейман! Прошу любить и жаловать!
– А чего смешного? – обиделся я. – Два десятка умелых диверсов…
Старшина снова начал ржать. Да так громко, что в палату испуганно заглянула Дуняша. Петров махнул ей рукой, и девчонку словно ветром сдуло. Наконец проржавшись, Володя обессиленно откинулся на подушку. Я отвернулся и стал смотреть в окно.