Спасибо деду за Победу! Это и моя война
Шрифт:
– Ты это… Игорек… не обижайся! – через пару минут сказал Петров. – Там сейчас столько народа задействовано… Чтобы как следует немчуру ощипать… А ты с таким серьезным видом про диверсантов толкуешь, словно являешься экспертом в данной области.
Я заинтересованно повернулся к старшине.
– Но я тебе больше ничего не скажу! – отрезал Володя и приложил палец к губам. – Секрет!
Ну и ладно… Не очень-то и хотелось… Жаль, конечно, что я сам не смогу принять участие в охоте. А ну как мой личный враг ускользнет? Впрочем, война ведь не завтра закончится… к сожалению. Еще успею персональный счет увеличить –
Глава 17
Ожидаемое начальство явилось после обеда. Сначала в палату заглянул мордоворот, практически брат-близнец Пети Валуева, в накинутом на плечи белом халате и фуражке с синим верхом. Оглядев меня профессионально-оценивающем взглядом, парень посмотрел на Петрова и сразу подтянулся.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности! – соблюдая конспирацию, мордоворот произнес приветствие вполголоса.
– И тебе не хворать, сержант! – благодушно ответил Петров. – Ну, где там Иван Максимович?
– Идет! – понизив голос до шепота, с некоей долей торжественности, объявил здоровяк. – Меня вперед послал – все проверить.
Еще раз оглядев палату и (вот чудо!) не обнаружив в ней немецких шпионов, сержант выскользнул в коридор. Двигался он, как и все встреченные мной до того «разведчики», быстро и плавно. Еще один осназовец?
Через пару минут в коридоре раздался топот нескольких пар сапог. Но в дверь вошли только двое. Сержант Альбиков и невысокий, но буквально излучающий уверенность офицер в серой гимнастерке с ромбиком на малиновых петлицах.
– Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности! – приветствовал гостя Петров.
– И тебе не хворать, лейтенант! – добродушно сказал майор. – А это, я так понимаю, и есть наш герой?
– Так точно! – немедленно отозвался Альбиков и, почтительно наклонившись к плечу майора, добавил: – Игорь Петрович Глейман, шестнадцать лет, комсомолец, сын командира РККА.
– Совсем мальчишка! – задумчиво рассматривая меня, словно редкий экспонат в музее, вполголоса обронил гэбешник. – Неужели он в одиночку полсотни гитлеровцев наколотил?
– Ну, не в одиночку… – решил вставить я слово. – Мне помогали. Но, по моим подсчетам, выходит не полсотни, а несколько больше – штук девяносто.
– Штук? – переспросил майор и коротко рассмеялся. – Ты их на штуки считаешь?
– А как мне еще считать тварей, топчущих мою землю? – угрюмо ответил я. – На людей они не похожи!
Видимо, мой ответ понравился большому начальнику – гэбешник улыбнулся с довольным видом.
– Ну, давай знакомиться, сынок! Меня зовут Иван Максимович. Фамилия моя – Ткаченко. Я заместитель наркома госбезопасности Украинской ССР и начальник управления Львовской области.
Я протянул руку и майор жестко, «по-взрослому», ее пожал. Затем Ткаченко снял фуражку с синим верхом, не глядя сунул ее Альбикову, придвинул ногой табуретку и сел, уперев кулаки в колени.
– Мне тебя так расхваливали, что я решил сам посмотреть на такого героя! – объявил майор. – И поговорить с ним.
– Сомневаюсь я, Иван Максимович, что такой занятой человек, как вы, придет в госпиталь, чтобы просто посмотреть и поговорить с пацаном, – с сомнением в голосе сказал я.
– Ого! – подался вперед Ткаченко, пристально всматриваясь мне в глаза. – Альбиков говорил, что ты парень умный и сообразительный… Да, ты прав – у меня сейчас столько дел, что выделить часок на обычную болтовню – преступление. Я действительно пришел не только навестить. Не буду ходить вокруг, да около… Как ты относишься к возможности продолжить образование в… спецшколе?
– В принципе – положительно! – после долгой, почти двухминутной паузы, ответил я. – Однако есть у меня небольшая просьба!
– Говори! – коротко скомандовал майор.
– После того как я встану на ноги, вы поможете мне добраться до расположения одиннадцатой танковой дивизии, где бы она в тот момент ни находилась.
– Хм… небольшая просьба… – Ткаченко надолго задумался. – Ладно, это я могу тебе твердо гарантировать. Тем более что после произошедшего… преступления руководство нашей страны объявило военнослужащих этой части вне закона. И сейчас обсуждается возможность некоей карательной акции. Ну, детали тебя знать пока рано…
Вот как! Они там, наверху, уже карательный удар продумывают… Молодцы! В наше время про удары возмездия можно было только мечтать. А ведь ничего так не воспитывает противника, как неотвратимость возмездия. В этом я еще на Балканах убедился. Не стал после обнаружения очередной сожженной дотла деревни сопли и слезы по морде вытирать, ответил карательным рейдом на бесчинства врага, нашел всех исполнителей, вспорол им животы да повесил на просушку – в следующий раз эти гады задумаются: а стоит ли мирняков резать и жечь, если после этого тебя и твоих дружков на деревьях развесят? С выпущенными кишочками-с… Нет, правда, были отморозки, которые на подобные «увещевания» плевали – и продолжали зверствовать. Но и их постепенно нашли и перебили…
И если жесткие методы убеждения отлично действовали на диких горцев, то должны сработать и при воздействии на цивилизованных, мать их, европейцев. Они гораздо чувствительней к таким вещам должны быть.
– В таком случае я принимаю ваше предложение! – сказал я. Такой власти и послужить не грех.
– Ну и хорошо, – как-то буднично, словно не сомневался в ответе, сказал Ткаченко. – Формальности тебе Альбиков с Петровым объяснят. Ну, что там?.. Заявление написать, автобиографию, анкету заполнить… Но раз вопрос твоего дальнейшего образования мы решили, то признаюсь: есть и у меня к тебе небольшая просьба!
– Слушаю вас, товарищ майор госбезопасности! – серьезно ответил я.
– Слухи о страшном преступлении гитлеровцев дошли до представителей прессы… – сообщил Ткаченко. Ага, так я и поверил, что «слухи дошли». Правильней было бы сказать – «информацию довели». – И сейчас с тобой хотят пообщаться несколько корреспондентов. Не только местных газет, но и центральных. Постарайся ответить на все их вопросы.
Я к журналистской пиздобратии отношусь, мягко говоря, негативно. И тому есть множество причин: передергивание фактов и откровенное вранье – их любимые приемчики. Но, возможно, что здесь журналисты до такого поведения еще не скатились. Все-таки сейчас они часть пропагандистской машины, работа которой контролируется с самого верха. Ладно, поговорю с ними… ласково, раз просят.