«Спасите наши души»

Шигин Владимир Виленович

Немедленно открыли верхний рубочный люк. Кричали:

— Посохин, выходи!

Спустя несколько минут среди дыма, как из преисподней, по­казался мичман Посохин. Сорвав маску, он с хрипом вдыхал воздух обожженным ртом.

— Ну, Станислав, — похлопал его по плечу командир, — теперь сто лет жить будешь!

Подвиг мичмана Посохина уникален. Подобных примеров в мировой практике единицы. Несколько часов один в горящем за­газованном отсеке, сменив несколько дыхательных аппаратов, он не только сохранил свою жизнь, но и боролся с пожаром. Какими эпитетами охарактеризовать совершенное Посохиным? Наверное, прежде иных качеств он показал высочайший профессионализм, совершенное знание корабля и техники и умение не потеряться в столь безнадежной обстановке. Из объяснительной записки мичма­на Посохина о пережитом: «...Вбежав в центральный пост, я увидел дым Вместе с другими тушил пожар с помощью системы ВПЛ-52... Включился в ИДА. В гиропосту остались гореть две лампочки. За- дымленность отсека была очень большая- Пришел мичман Нури- ахметов и сказал, что надо выходить наверх. Говорил он через маску, и я не понял, зачем и не пошел Слышал, как продувались средняя и носовая группы ЦГБ, что лодка всплыла в надводное положение. Услышал, как пустили дизели... Задымленность не уменьшалась. Я посмотрел на часы — было 23.30. Еще через полчаса я почувствовал ожог шеи. Как мог, тушил пожар, дважды выходя из гиропоста в отсек, но было очень

дымно и наверх я не поднимался. Проверил вентилятор, он не работал В районе перископа горела лампочка. Я пошел в корму и стал перестукиваться с четвертым отсеком. Мне ответили. Я понял, что в третьем остался один. «Каштан» был залит пеной от ВПЛ и не работал. Из грибков вентиляции валил дым Все приборы забрызганы коричневой маслянистой пылью. Двери рубок были открыты и хлопали. Рубка гидроакустиков была черной. Я пошел в нее и стал перестукиваться со вторым отсеком Ответил капитан 2-го ранга Пашин. Он сказал, чтобы я отдраил нижний рубочный люк, но я не смог, так как кончился кислород. Снова спустился в гиропост. На ощупь нашел и включился в ИП, а потом в новый ИДА. Поднялся наверх. Рубочный люк оказался отдраенным. Услышал голоса, кто-то спускался в отсек. Мы вместе поднялись наверх. Отдышавшись, я перешел в первый отсек и был на связи с девятым. Потом еще два раза спускался в центральный пост в составе аварийных партий».

Уже после издания первого варианта книги о подвиге К-8 из Астрахани мне пришло письмо от бывшего старшины команды электриков штурманских, а ныне капитана 2-го ранга запаса Станислава Александровича Посохина. В нем он более подробно описал обстоятельства своих действий во время аварии атомохода: «8 апреля в 20.00 заступила на вахту очередная смена, в которой был и я. В 22.00 часа мы начали готовиться к очередному сеансу связи. Подводная лодка погрузилась на глубину 160 метров, одновремен­но записывая гидрологию моря. Начали всплывать и на глубине 140 метров, где-то в 22 час 30 мин., я услышал хлопок и затем стал появляться дым в задней части гиропоста. Потом по корабельной трансляции прозвучала команда «Аварийная тревога. Пожар в центральном посту». Я сразу достал свой ИДА-59, одел и включился в него. Отсек и гиропост начал заполняться дымом. В отсеке была включена система пожаротушения. Вскоре в гиропосту появился матрос Солонович. На нем был одет ИДА-59, но почему-то дышал он через простой противогаз. Он задыхался, я снял с него простой противогаз, включил оба баллона, одел маску ИДА-59, посадил на РДУ. Солонович стал приходить в себя, появилось ровное дыхание и затем он ушел из гиропоста и встретились мы с ним после всплытия наверху. По характерным признакам слышу, что лодка «зависла» на небольшой глубине с небольшим дифферентом на нос Чувствую, что генераторы, питающие навигационный комплекс, переключились на резервное питание от аккумуляторных батарей, навигационный комплекс продолжал работать в штатном режиме. Потом зашумел воздух в цистернах главного балласта и затем мерное покачивание. Значит мы всплыли. Горело аварийное освещение. Команды по трансляции о покидании отсека не было, к тому же я был на вахте у работающего навигационного комплекса. Со временем температура в гиропосту поднялась, одежда на мне стала мокрой. Через несколь­ко минут после всплытия услышал, что запустили дизеля. Я понял, значит будет электроэнергия, воздух, ход, а это уже не так и плохо. Проверяя состояние приборов, дотронулся до счетно-решающего прибора 26, отдернул руку, прибор был горячий и понял, что от­сутствует вентиляция. Вентилятор прибора находится в отсеке и имеет только один вид питания, т.е. резервного на было, это я понял потом, когда выходил в отсек проверить реостат включения, почему не работает вентиляция прибора.

Отсек и гиропост наполнились дымом, видимость сократилась до одного метра, горело аварийное освещение. Подводную лодку покачивало и было слышно какое-то постукивание наверху. Сколько прошло времени после начала аварии, не помню. Я решил подняться в центральный пост. Достал изолирующий прибор ИП-46, приготовил его к включению, взял фонарик (круглый на 3-х батарейках) и вы­шел в отсек. Проходя к трапу, чтобы подняться в центральный пост, никого не увидел, только слабый свет аварийного освещения све­тившего сквозь дым Пламени не было. Поднявшись наверх в корме центрального отсека, по левому борту была рубка гидроакустиков, дверь которой была открыта. Заглянув туда и посветив фонариком, увидел только черноту. Затем нажал рукоятку кремальерного замка на переборке с четвертым отсеком. Вижу, что рукоятка поползла вниз, это со стороны 4-го отсека потуже зажали замок, и держали его, чтобы я не смог открыть. Тогда я стал высвечивать табличку для перестукивания, но буквы в данной ситуаций почти не были видны. Я сел на РДУ и понял, что из этого ничего не получится, и почему-то вся моя жизнь быстро промелькнула перед глазами. Посидев немного, я двинулся в носовую часть отсека. Палуба была мокрой от системы пожаротушения и лежали резиновые мешки из под ИДА-59. Перед походом мы получили новые аппараты. Рубки радиометристов, радистов и штурманской были открыты и от по­качивания подводной лодки двери хлопали о переборки. Пройдя площадку перископа, посмотрел на пульт управления корабельной связи «Каштан», он был залит водой, лампочка питания не горела, а значит, он не работал. Вот тогда я убедился, что остался в отсеке один. Что дальше делать, не знал. Сел на комингс между третьим и вторым отсеком, постучал в переборку второго отсека, мне ответи­ли. Спросили, сколько человек в отсеке, я стукнул один раз. Потом спросили, есть ли огонь, я тоже ответил. Со времени начала пожара прошло около двух часов, и я почувствовал, что мне не хватает воз­духа В ИДА-59 в спокойном состоянии можно находиться около двух часов. Я резко кинулся в гиропост, туда добрался за какие-то считаные секунды, немного задержавшись в проеме двери гиро- поста. Резко ударив по кнопке на регенеративном патроне, разбил капсулу, тем самым включив ИП-46. Одел его, но в него нужно было вдохнуть какой-то объем воздуха, которого мне самому не хватало, воздух отсека вдыхать было нельзя. ИП-46 сработал, гор­ловина регенеративного патрона начала нагреваться, но на вдох не хватало воздуха. Тогда я начал доставать резервный ИДА-59, который был раскреплен между шпангоутами левого борта за рас­пределителем лага «Скиф». Достав с трудом мешок с аппаратом, вынул его, но, так как маска не была присоединена к аппарату, она отлетела в сторону. Я снял с себя маску ИП-46 и поэтому все дальнейшие операции делал с закрытыми глазами, затаив дыха­ние. Лицо было мокрое и его обжигало от высокой температуры и газов. Начал откручивать маску от использованного ИДА, не хватало воздуха, тогда взял в рот штуцер от смесителя старого ИДА и, немного подышав, продолжил откручивать маску. Сняв ее, стал прикручивать к новому аппарату. Быстро закончив все операции, открыл баллоны и, одев маску включился в аппарат. Сел на РДУ, отдышался и стал подниматься в центральный пост. Уже находясь около штурманской, рубки, заметил маячившую тень в проеме верхнего рубочного люка. Этой тенью оказался командир отделения рулевых сигнальщиков, он же делегат 16 съезда ВЛКСМ, старшина 1-й статьи Чекмарев Л.В., и мы вместе с ним поднялись на ходовой мостик. Здесь находились командир ПЛ капитан 2-го ранга Бессонов В.Б. и старший помощник капитан 2-го ранга Ткачев В.А. Я снял аппарат и стал жадно вдыхать свежий морской воздух. Вокруг была кромешная тьма, а из горловины рубочного люка шел дым. После моего выхода за мной следом вышли еще несколько человек из четвертого отсека. В четвертом находились люди из шестого, пятого и четвертого отсеков.

Меня отправили в первый отсек. Одежда была пропитана потом, руки были коричневые, шея темно-красная. Как потом оказалось, я получил ожоги шеи и мошонки из-за большой тем­пературы и газов».

* * *

Вновь решено было послать аварийную партию в центральный пост. Добровольцев идти было много: старший помощник Ткачев, по­мощник командира Фалеев, старший лейтенант Шмаков, лейтенант Шабанов, матросы- Отбирал командир. По его приказанию аварий­ную партию возглавил капитан 3-го ранга Фалеев, служивший до этого в должности командира боевой части связи. С ним Шмаков, Шабанов и главстаршина Старосек. Фалееву командир поставил задачу так:

— Олег, произведи осмотр отсека Постарайся выявить и поту­шить очаг пожара, задрай переборочный люк из третьего в четвертый и поищи Гусева, может, еще жив! Если обнаружишь пламя, будем тушить забортной водой!

Отдраили верхний рубочный люк Сразу тошнотворно пахнуло горелым Надели ИДА, и вперед. Первым — Фалеев. Поручни трапа были раскалены настолько, что держаться за них руками было невоз­можно. Не выдержав, помощник спрыгнул, за ним попрыгали в дым центрального поста остальные. Осмотрелись. Было дымно и жарко, откуда-то светила оранжевым светом сигнальная лампа «Каштан» не работал Прошли в корму отсека, руками проверяя температуру предметов. Все было раскалено. У рубки гидроакустиков над самым подволоком стоял столб какого-то дьявольского сине-зеленого пла­мени. Оставив подчиненных тушить рубку, Фалеев пошел дальше в четвертый отсек искать Гусева В четвертом дыма было немного меньше. Тускло горела сигнализация гидравлики. В тамбуре холо­дильной установки у умывальника Фалеев увидел лежащего ничком человека без изоляционного аппарата Помощник перевернул его лицом верх. По бороде понял — Гусев. Пощупал пульс, послушал сердце. Мертв. Попьггался тащить, не получилось. Тогда поспешил на помощь товарищам, тушившим пожар.

Наверное, многим покажется невероятным, но пожар в цен­тральном посту тушили, выстроившись в цепь и подавая сверху лагуны с забортной водой. Другого выхода просто не было. Но пламя все же сбили и залили.

— Все, теперь надо герметизировать! — распорядился Фалеев. — Все наверх!

Наверху Бессонов, Каширский и Пашин выслушали помощ­ника.

— Теперь надо и передатчиком заняться! — высказал общую мысль замкомандира дивизии.

Готовиться к спуску стал радист старший матрос Коваль. Старшим снова стал капитан 3-го ранга Фалеев. Помощник лишь сбегал в первый отсек, где накинул поверх хлопчатобумажной куртки РБ канадку. На страховке встал командир БЧ-4-Р старший лейтенант Лавриненко. Одновременно готовили еще одну партию. Мичман Петров и матрос Колмыков должны были осмотреть трюм, отключить находящиеся там приборы и пройти в пятый отсек. Вниз опустили лампу-переноску и страховочный конец. Первым спускался Фалеев с радистом. Но, едва спрыгнув с трапа, помощник стал задыхаться — маска ИДА совершенно не держала. Поднялся наверх, заменил маску, снова спустился, и снова под­вела маска. Пришлось вновь возвращаться, брать третью и опять вниз в дым и чад выгоревшего отсека. Вместе с Фалеевым пошел и Лавриненко. Оба долго копались в радиоаппаратуре. Наконец вышли. Лавриненко доложил:

— Передатчик настроить не удается, сильно обгорел!

Наверх вынесли станцию УКВ, но толку от нее было немного.

Дальность ее действия была не более десяти миль, а горизонт был чист.

Пять красных ракет

К полудню погода стала быстро ухудшаться. На ходовом мо­стике, где собралось большинство офицеров, царило молчание. Все понимали: надвигающийся шторм серьезно осложнит борьбу за спасение лодки.

— Бискай есть Бискай! — мрачно оглядывал пенные гребни волн Бессонов. — Будем надеяться, что серьезного шторма не будет!

Находившихся на верхней палубе матросов он отправил в носовые отсеки. Скользя по кренящейся палубе, подводники гусь­ком потянулись к люку первого отсека. Палуба быстро опустела, а лодку с каждой минутой раскачивало все сильнее и сильнее. Вскоре кормовую надстройку стала периодически захлестывать волна.

— Смотрите! — бывшие на мостике подводники разом обер­нулись на голос старпома Ткачева

Над верхней палубой в районе седьмого отсека поднимался густой пар. Это могло означать лишь одно — седьмой продолжал гореть.

— Справа по траверзу судно! — внезапно закричал сигналь­щик-

Бессонов инстинктивно глянул на часы. Было 14 часов 15 ми­нут.

— Давайте ракеты! — приказал он.

— Какие?

— Пять красных!

С шипением в воздух взвилась первая ракета, за ней еще и еще. Бессонов, Каширский и замполит Амосов, не отрываясь, смотрели в бинокли.

— Кажется, заметил и повернул на нас! — обрадованно бросил стоящим на мостике Каширский.

Вскоре стало ясно, что идущее к лодке судно — сухогруз. Затем по маркировке трубы определили государственную принадлеж­ность — Канада Еще несколько минут, и восьмикратная оптика выхватила название судна — «Глоу де ор». Каширский с Бессоновым нервно переглянулись. Оба стояли теперь перед тяжелейшей дилем­мой: отказаться от помощи иностранца, принадлежавшего к тому же к государству блока НАТО, и тем самым еще больше затруднить спасательные работы, или же протянуть руку за помощью, что одно­значно навлекло бы гнев Москвы. Еще бы, советский атомоход на буксире судна вероятного противника! Не будем забывать, что шел семидесятый год и «холодная война» была в самом разгаре! Надо ли говорить, как отреагировали бы руководители Советского Союза, получив доклад о том, что только что начавшиеся грандиозные маневры «Океан» увенчались не только обнаружением (что само по себе уже ЧП), но и «захватом» нашего атомохода. Тем более что происшедшее могло серьезно омрачить празднование столетнего юбилея со дня рождения В.И. Ленина

К молчавшим Каширскому и Бессонову подошел шедший на лодке замначальника Особого отдела дивизии капитан 3-го ранга Арго Билль. Кто-кто, а он прекрасно понимал, чем вызвано это за­тянувшееся молчание замкомдива и командира. Спустя годы остав­шиеся в живых члены экипажа К-8 с теплотой будут вспоминать своего особиста. За что? За мужество!

— Запрашивайте помощь! — сказал он. — Готов нести ответ­ственность наравне с вами!

Каширский с Бессоновым понимающе переглянулись. Теперь их, взваливших на себя тяжкую ношу ответа за возможные по­следствия, стало трое. Замкомдив с командиром тоже высказались за принятие помощи. Итак, советские подводники, презрев во имя спасения людей все возможные политические сложности, были готовы принять помощь даже от натовского судна. Теперь слово было за канадцами: сделают ли шаг навстречу, и великое морское противостояние ознаменуется первым дружественным актом взаимовыручки. Канадское судно меж тем быстро приближалось. Еще несколько минут — и произойдет событие дотоле небывалое: канадские моряки придут на помощь советским атомоход чи кам! Но произошло почти невероятное! Подойдя к дрейфующей подводной лодке кабельтов на пятнадцать, канадский сухогруз обошел ее по дуге и, несмотря на все призывы о помощи, внезапно развернувшись на обратный курс, дал полный ход. На палубе канадского сухогруза толпилась любопытствующая команда.