Спасите наши души
Шрифт:
Такой судьбы я себе не хотел.
Впрочем, когда Денисов не согласовал Якобсона, мыслей об увольнении у меня не возникло. Это был обычный рабочий момент – сегодня не разрешили, завтра разрешат, ещё и строго спросят, почему ещё не сделано. Да и всегда оставался шанс, что этого Якобсона ведет центральный аппарат, что означало сложно-запутанную игру, влезать в которую было себе дороже.
Но я тогда же предложил начальнику вполне адекватную, на мой взгляд, замену – Виктора Красина, к кандидатуре которого придраться, кажется, было нельзя. В моей новой жизни Красин всплывал несколько
И разговор с товарищем полковником у нас вышел примечательный.
– Его могли и освободить досрочно, если вёл себя прилично. Что тебя смущает? Гуманность нашего суда? – поинтересовался Денисов.
– В это я как раз поверю охотно, – согласился я. – Просто он собирал деньги на «Хронику», пусть и давно. Якир, правда, уверен, что сейчас Красин к этому никаким боком, но я лично сомневаюсь. Хотя это может быть какая-нибудь операция центрального аппарата, в которую влезать не хочется...
– Вот и не влезай, – очень мягко посоветовал Денисов. – Займись пока своими делами. И ускорьтесь уже со Степановым по деньгам из-за границы – а то вы за неделю смогли только одну служебную записку изобразить. Такими темпами скоро вашу группу разгонять придется... а мне этого делать не хочется.
Но я видел – про заграничные деньги Денисов упомянул лишь затем, чтобы уколоть меня, потому что должен понимать: такие мероприятия на стыке сразу нескольких ведомств быстро не делаются. Но в моей голове рекомендация «не лезть» к Красину, наложенная на запрет разработки Якобсона и сдобренная необоснованными претензиями по текущей работе расположились так, что единственным выходом я видел только увольнение.
Впрочем, подавать рапорт прямо сейчас я не стал. Убрал его в сейф, на самое дно – чтобы дольше искали, если будут, а сам вернулся за стол и набрал знакомый номер.
– Ирина? Это Виктор. Да, понимаю и прошу прощения. Но надо встретиться. Сегодня.
***
Ирину продержали в больнице несколько часов, а уже вечером сунули ей в зубы выписку и отправили домой, долечивать отшибленное плечо. По самому происшествию она мало что могла сказать – ей звонили из милиции, спрашивали, может ли опознать нападавших, но она отказалась, потому что никого не видела даже мельком. Больше её не беспокоили, но, судя по всему, тот опер взял какой-то след. Меня это дело интересовало мало – Морозов к нему не причастен, и оснований для передачи его нам не было никаких. Возможно, действительно местная шпана – хотели, например, шапку сорвать или сумочку подрезать, но не сложилось.
Я понимал, что со звонком на работу могу подставить её – раз уж они с будущим мужем работают вместе, кто-то из женщин-коллег может и растрепать, что будущей жене постоянно названивает посторонний мужчина. Но сегодня мне повезло, она взяла трубку сама и предложила для встречи Пушкинскую площадь, на которой я оказался незадолго до шести.
Ирина тоже не
– Смотри, что достала! – она радостно показала мне скромную коробочку. – Французские, в ЦУМе выбросили! Очередина – хвост на улице! Но у меня там знакомая работает, так что я быстро обернулась.
В парфюмерии я откровенно плавал, Виктор тоже не был помощником в этом вопросе, поэтому я отделался всего лишь сдержанным поздравлением. И сразу перешел к делу.
– У тебя сколько времени?
– Не очень много, Володя знает про знакомую, так что на очередь сослаться не получится, – с легкой грустью ответила она.
– Можно сказать, что там была очередь из знакомых, – улыбнулся я. – Но лучше не врать. Давай по бульвару прогуляемся, туда и обратно, думаю, быстро управимся.
Мы перешли по переходу, который был непривычно узким и вообще – незнакомым. Метро сейчас ещё только развивалась, до нормального «паука» оставались годы – в день моего попаданства строители наконец соединили северный и южный участки оранжевой ветки и открыли движение от «Баррикадной», но лишь до «Октябрьского поля». Сейчас ещё не было «Пушкинской» – до неё, как и до станции «Дзержинская», будущая «Лубянка», оставалось несколько лет. Пока же пассажиры катались от того же «Октябрьского поля» до «Ждановской» с двумя пересадками. Впрочем, Ирина по сторонам смотрела мало, но она и на меня старалась лишний раз взгляд не переводить.
– Что ты хотел спросить?
– Почему сразу спросить? – удивился я. – Вдруг я собирался что-то рассказать.
– Виктор, я тебя хорошо знаю, – угу, за месяц раскусила. – Ты хотел что-то именно спросить. Спрашивай, я отвечу и пойду.
«Ну хорошо».
– Ирина, а как давно ты начала ходить на собрания диссидентов?
Сегодня было почти тепло по меркам января, и даже недавнее Крещение не повлияло на погоду – но всё-таки не настолько жарко, чтобы относительно легко одетую девушку бросало в пот. И то, что Ирина скомканным платком из кармана пальто протерла тот участок лба, что виднелся из-под её шапки, говорило о многом.
– Ты... ты давно знаешь? – её голос предательски дрожал.
– Только что узнал, – честно признался я. – Из тебя очень плохой шпион получится. У меня были догадки... даже опасения. Но не волнуйся, никто из твоих... скажем так – знакомых... никто из твоих знакомых тебя не выдал. Молчали, как партизаны, друг на друга стрелки переводили. Но твоя реакция говорит всё за тебя. Так что – теперь знаю.
– И... и что ты будешь делать? – она продолжала комкать платок в руке.
Мне же хотелось его отобрать, аккуратно сложить и убрать обратно в карман её пальто. Просто для того, чтобы она хоть немного походила на ту Ирину, которую знал «мой» Орехов.
– Скорее всего, ничего, – сказал я. – Посещение собраний диссидентов у нас не является уголовным преступлением, за него даже административка не положена. Но я будут тебе признателен, если ты ответишь на несколько вопросов.
Я не собирался оформлять эти вопросы в виде донесения, но Ирине об этом знать было совсем не обязательно.