Спасите наши души
Шрифт:
Я мысленно вздохнул и взял трубку внутреннего телефона.
– Саня, Сам у себя? Не занят? Мне на пять минут, с важной информацией.
Я положил листок с данными прослушки в папку из кожзама, зачем-то поправил галстук...
– Я к Денисову, если что – не жди, – сказал я на вопросительный взгляд Макса.
***
Денисов меня принял не сразу – заставил помариноваться в приемной минут пятнадцать. Но я терпеливо ждал, внутренне готовясь к легкому пропистону от начальства. Серьезно меня ругать не за что, информацию
– Рассказывай, что там у тебя, только быстро, – он демонстративно посмотрел на наручные часы.
Я рассказал, постаравшись говорить только по делу, без собственных домыслов.
Денисов с тоской посмотрел на меня.
– Ох, Орехов... Вот как чувствовал – нельзя тебя к этим антисоветчикам подпускать, но решил-таки дать шанс, попробовать себя в настоящем деле. И получилось... получилось, как всегда. Лучше бы ты выполнил моё распоряжение и вернулся к своим артистам... зачем ты снова во всё это полез?
Я проговорил заготовленную речь про то, что планы утверждены и цели ясны. Денисов осуждающе покачал головой.
– Последний дурак бы понял, что я всего лишь забыл передать это дело по принадлежности, – сказал он. – А ты, Орехов, не дурак. Признайся, не дурак?
– Я тогда не стал уточнять по всем делам, товарищ полковник, – ответил я. – И я честно занимался своим направлением. Но сегодня сначала позвонил человек из конструкторского бюро Миля, а затем пришли данные прослушки. Я по собственной инициативе позвонил участковому и в скорую помощь... Всё. Не идти же к вам с пустыми руками?
Денисов промолчал, уставившись в стол. Думаю, он понимал, что я кругом прав, хотя хотел обратного, и подчиненному в таком положении сложно позавидовать. Я себе и не завидовал, а просто ждал, чем всё закончится.
– Почему ты так хочешь продолжать вести это дело? – наконец спросил он.
К этому вопросу я был готов.
– Личный интерес, товарищ полковник, – сказал я. – Меня пытались завербовать через этого Морозова... возможно, это была разовая акция, но я склоняюсь к тому, что через какое-то время на меня бы вышли снова, начали бы шантажировать и требовать предать своих товарищей. Поэтому я хочу разобраться в ситуации до конца – кто, зачем и почему именно я. Возможно, они что-то обо мне знают, о чем я сам не подозреваю, и тогда нам нужно что-то сделать с этим уязвимым местом. Если будет нужно, готов написать рапорт об увольнении из Комитета.
Денисов посмотрел на меня совсем другими глазами.
– В самопожертвование, значит, играешь? – ухмыльнулся он. – Не стоит, меня этим не проймешь. После твоих слов я точно должен тебя отстранить, потому что ты теперь оказываешься под подозрением, и передать дело Морозова другому сотруднику. Ну а по результатам будем делать выводы и по твоей дальнейшей службе. Так, кажется, положено?
Я кивнул.
– Так точно, товарищ полковник.
Я не то чтобы боялся этого увольнения из КГБ. В СССР имеются тысячи достойных профессий, образование у меня достаточно внятное, хотя, конечно, многие считают нашу Высшую школу чем-то вроде военного училища и не относятся к нему серьезно. Но я уже сейчас мог
Показывать этого я, разумеется, не стал. Просто ел начальство глазами и ждал решения своей судьбы.
– Эх, Орехов, Орехов... Нет в тебе огня. Я понимаю, почему его нет. Тебе нужно всё и сразу, и ты забываешь, что результат нашей работы – дело не сиюминутное, что он проявится не сегодня и не завтра, и даже не через год. Дай бог, если эти результаты увидят наши дети или внуки...
Полковник Денисов был хорошим человеком и хорошим сотрудником госбезопасности. Я был уверен, что его карьера ещё не завершилась – через несколько лет он наверняка окажется в центральном аппарате КГБ, возможно, станет одним из заместителей председателя Комитета... Он будет продолжать бороться с врагами советской власти, с каждым днём видя, что эта борьба всё больше похожа на агонию, что эти враги умножились в числе и уже не только собираются на диссидентских квартирах, но и расселись на всех этажах власти, от задрипанного министерства до самого ЦК и даже Политбюро. И мне было заранее жаль полковника – или к тому времени уже генерала – Денисова, который этот процесс будет наблюдать во всех возможных подробностях, но ничего сделать не сможет.
И что мне сказать Денисову? Что его дети и внуки увидят совсем другую реальность, в которой коммунизм превратится в ругательное слово, а коммунисты выродятся до товарища Зюганова, который сейчас секретарит в Орловском областном комитете комсомола и, в принципе, разделяет все установки руководящей и направляющей?
Денисов ещё что-то говорил, но меня словно выключили – я даже испугался, что на этом всё моё попаданство в Виктора Орехова закончится, и я очнусь на полу своей квартиры в Чертаново лежащим на полу, а рядом будет валяться ПМ, который я не смогу взять отказавшими руками. Но это наваждение быстро пропало – гораздо быстрее, чем так и несыгранный концерт из ненаписанных пока песен Цоя.
Я незаметно помотал головой, напоминая себе, для чего я пришел сюда.
– Товарищ полковник, я пришел не за этим, – вклинился я в небольшую паузу в его монологе. – Мне нужна ясность – продолжаю я заниматься этим делом или мне стоит передать все материалы Ветрову, а самому вернуться к артистам.
Вырванный из пучины мыслей Денисов секунд пять смотрел на меня очень недовольно. Но потом черты его лица смягчились.
– И что ты предполагаешь делать, если я дам санкцию на продолжение работы по Морозову?
– Съезжу к нему домой, посмотрю на месте, что там происходит. Я вообще уверен, что он просто запил от расстройства, но лучше убедиться, – сказал я. – Да и думаю, вы были правы – надо у него прямо спросить, откуда он узнал о моём месте работы. Это будет проще, чем любые другие способы.
– Ты же был уверен, что он не ответит, – напомнил мне Денисов.
– Я и сейчас не уверен, – кивнул я. – Но это как с обыском у Якира – он либо позвонит, либо сам поедет к тому человеку. Причем, думаю, сделает это сразу после того, как я уйду. На всякий случай стоило бы наружное наблюдение организовать, но, боюсь, уже не успеем. Пятница, вечер...