Спасите ведьму, или Некроманты здесь скромные

Томченко Анна

Поэтому и потерял некромант полчаса, собирая разную журналистику. Потом торговка, завидев его сомнения, стала украдкой подпихивать каталоги с образцами тканей и обоев. Пришлось взять.

На подъезде к поместью на дорогу вылетел конюх на чалом молодом жеребце. Оба в мыле. И вид имели до того лихой и придурковатый, что маг невольно улыбнулся. А когда слуга совладал с поводьями и с собственным дыханием, выпалил:

— Господин маг, — утёр пот со лба, видавшей жизнь шапкой, — там это…Ведьма-то того…

— Чего того?

— Ну этого…

— Какого?

Разговор походил на объяснения немого глухому.

Грегори заметно напрягся и был готов выслушать любую ересь, но конюх трясся, то и дело поправлял поводья и не знал как ещё объяснить. Некромант даже из кареты выбрался, чтобы не пропустить ничего важного.

— Так тама… Этоть… Ведьма сбрендила… — выдавил и весь сморщился, боясь хозяйского гнева, — волшебствует безбожно…

Стало понятно, что ничего не понятно. Маг забрал чалого жеребца, велев слуге возвращаться в поместье на карете, а сам пустил животинку в галоп. Конюх остался позади глотать пыль и дивиться:

— Вот до чего ж несмирные они… Маги и колдовки, — бормотнул мужик и сплюнул на дорогу.

Грегори подходил к флигелю с затаённой опаской. Гретта и служанка наворачивали круги вокруг маленького строения, истоптав всю траву, а дворецкий и садовник отчаянно орудовали ножницами и секаторами, срезая разбушевавшийся шиповник.

Тот разросся на полтора метра в ширину от дома. Лукаво налипал на каменную кладку и не останавливался на достигнутом. Местами была захвачена крыша флигеля, а дверь вообще не найти под густым и колючим ковром. Идиотизма ситуации добавляло то, что противное растение цвело и начинало срочно плодоносить. Самой ведьмы нигде не было. Ни намёка на присутствие. Только экономка заламывала руки и причитала: «Ой потеряли девку, ой миленькая…»

Такой настрой явно ни к чему хорошему не приведёт. Грегори не замечали. Резали, крушили и не обращали внимания.

— Что происходит? — как можно строже окликнул владелец поместья, приближаясь к самому раскидистому кусту и, пробуя сорвать цветок. Растение нервно колыхнуло листвой и шлёпнуло человека по руке, утянув соцветие внутрь кроны.

— Господин маг…

— Гринечка…

— Так это, хозяин…

— Сэр?

— По очереди, прошу, — прервал словесную перебранку наследник рода Стенли.

— Ох, Гринечка, — на правах главной и любимой, запричитала экономка, — Мы ж только проверить решили, а оно вона как…

И залилась горючими слезами, то и дело вытирая передником лицо. Так тут нечего ловить. Мужчина перевёл взгляд на камердинера.

— Около часа назад отправили Эльму проверить госпожу чародейку. Дверь тайного хода не открылась, поэтому дамы отправились через улицу, когда дверь не поддалась и тут, они позвали меня. Как только я толкнул плечом, надеясь снести засов, отовсюду полез шиповник. Сначала мы его не замечали и отправились за садовником и каким-нибудь инструментом. Пока возились, растение захватило окна, а потом и оттеснило от двери, — закончил и выдохнул мужчина.

Маг с ещё большим интересом решил подергать цветы и плоды. Те уворачивались и дрались. Что это? Охранная ведьмовская система? Она себе бункер из веток решила смастерить? Или смертный курган?

— А звать пробовали?

— Да’с. Но не было ответа. Да и шумели мы знатно…

Грегори протянул руку за ножницами. Цапнул самую противную ветку. Та огрызнулась и пустила ещё два побега. Они оказались

не в пример сварливее и агрессивнее. Тогда мужчина, отбросив ненужный инструмент, коснулся своей силой непокорной флоры. Ветви поджались, но пугаться не собиралась. Экая нынче растительной бесстрашная, смерти норовит руки понадкусывать. Маг дошёл до окна и присмотрелся. Теоретически выбить его можно. Даже сквозь ровный ковёр веток. Сила мага просто сожрет все к демонам, однако до чего ж противно в собственный дом пробираться как вор.

Некромант прикрыл глаза, тьма облизнулась. Знала бы она, что ей вместо сочного бифштекса сейчас предложат травы пожевать. Не отозвалась бы, однозначно.

Кусты сморщились и прошли гнилыми пятнами. Те быстро сохли на воздухе и оседали на землю пеплом. Шиповник занервничал и попытался боднуть мужчину в солнечное сплетение, но камердинер извернулся шустрее и отсек садовыми ножницами ветку.

Окно показалось и стеклянная гладь рассыпалась крошевом от точного и сильного удара кулаком. Грегори поджал губы, вот теперь до ночи выколупывай стекло, но не мешкая, нырнул в проем. Огляделся. Во флигеле было тихо и сумрачно. Прошёл вдоль книжных стеллажей и заметил небольшой куст, который обвивал дверь потайного хода. Покачал головой.

Ведьма спала. И по лицу было видно, что не самым приятным сном. Тонкие ладони сжимали край одеяла до синевы. По лицу проступили бисеринки пота. Коса растрепалась и опутала шею толстой рыбацкой веревкой. Беспокойный, нехороший сон. Маг присел на край кровати. Погладил руку. В этом жёстче сквозила какая-то недозволенность. Он сам себя смутился. А противные конечности поднялись к волосам, желая откинуть их с лица ведьмы.

Девушка вздрогнула всем телом и верхняя губа приподнялась, словно в попытке показать идеальный набор вампирьих клыков. Что же тебе такого сниться чародейка, что ты проснуться не можешь?

Мужские пальцы скользнули по лицу спящей красавицы, затормозив на шее, прощупывая пульс. Элис взбудоражено рассматривала картинки сновидений, бегающие зрачки под веками, что дрожали крыльями бабочки. И губы… Беззвучный шёпот.

Некромант наклонился насколько близко, что одно движение и мир двух чудаков перестанет быть прежним. Грегори прогнал эту крамолу и попытался вслушаться в бормотание, но не успел. Его очень качественно приголубили по лбу.

Глава 20

Элис бежала по выжженному лесу. Тонкие домашние туфли увязали в грязи и размокшей траве. Низ юбки, набрякшей от воды, спеленывал ноги. Дыхание срывалось, а сердце колотилось где-то в горле. И запах… Мертвый и слащаво приторный, он бередил глотку. Волосы из растрепавшийся косы облепляли лицо и лезли в глаза.

Это было жутко. И очень страшно. Девушка всем телом ощущала запах опасности. Ещё крови. И мертвечины. Не той, которая появляется от умершего животного или человека. А так пах сам лес. Невозможно не живой. И от этого хотелось забиться под корни вывернутого дерева и реветь в голос.

А ещё слышались голоса. Тонкие, тягучие и печальные. То срывающиеся на крик, то тихо и заунывно поющие. От этих звуков хотелось зажать уши руками и оглохнуть.

Отдышаться времени не находилось. И сново туфельки вязли в мягком дерне. Снова перебирались через поваленные и почерневшие деревья. Снова и опять.