Спаситель и сын. Сезон 6
Шрифт:
– А я считал, что ваша мама ничего не знала…
Начиная психотерапию, Фредерика рассказала Спасителю, что в 29 лет она ждала ребенка от мужчины, который ее бросил, и она решилась на аборт, ничего не говоря матери [6] . Но, как теперь выяснилось, это было не совсем правдой.
– А с другой стороны, – продолжала Фредерика, не обратив внимания на замечание Спасителя, – я не знаю, как примет мою новость мадам Бутру. Беременным продавщицам рады только в женской консультации.
6
«Спаситель и сын», сезон 2.
– Мадам Бутру должна вас понять, у нее самой двое детей.
– Тем более ей не до чужих. А я к тому же не замужем.
Они приблизились к очень деликатному вопросу: кто отец? Тот самый месье гей?
– Вы как-то упоминали об одном клиенте, он пришел к вам с гурметкой, чтобы укоротить цепочку…
– Да, это он, – сухо подтвердила Фредерика. – Подробности я опущу.
– Вы ему уже сообщили?
– Нет.
– И как он, по-вашему, встретит вашу новость?
– Не он же забеременел!
Неужели для Фредерики беременность такой же эксперимент, как НЛП, самогипноз, переселение в прошлые жизни, викканская магия? Очередная попытка обрести счастье?
– Как вы себя чувствуете? – мягко спросил Спаситель.
– Хотела бы отлупить всех девчонок, которые приходят мерить серьги и ничего не покупают. А так сносно.
– Что говорит ваш гинеколог?
– Да не в нем дело. – И, не дав Спасителю времени осведомиться, в чем же дело, Фредерика продолжила: – Дело в том, что я недовольна своей жизнью и не знаю, как дать ребенку счастье, если сама несчастна.
– Серьезный вопрос, Фредерика.
– А вы не думаете, что ребенок сделает меня счастливой? – умоляюще спросила она.
– Ребенок не психотерапия.
– А что?! – чуть ли не закричала она.
– Непредсказуемое странствие, и я понимаю, почему вы в сомнениях, Фредерика, – прибавил он. – Материнство, отцовство – это обязательства, это ответственность. Но благодаря детям мы открываем в себе ресурсы, о которых не подозревали, и они, я бы сказал, неисчерпаемы.
Спаситель увлекся, забыв, что Фредерика всегда надеется получить конкретный совет.
– Так, значит, по-вашему, мне лучше его оставить?
В Орлеане в понедельник утром один мужчина пока еще даже не подозревал, что, возможно, ему суждено будет стать отцом. Его звали месье Козловский, и он преподавал французский и литературу в лицее. Пепельный блондин сорока одного года, полный поэзии, как весенний день. Он уже уходил на занятия, но напоследок взглянул на себя в зеркало в прихожей: эта шляпа, не слишком ли она… старомодна? Шляпа досталась ему от отца, так же как и гурметка. Он давно вырос, но вспоминал отца каждый день. Отец у него был плотник, крепкий, коренастый здоровяк. Перед смертью отец сказал ему: «Я люблю тебя, сынок. Ты никогда ничем меня не огорчал».
– Козлик! – окликнул его голос из комнаты. – Ты после школы не будешь нигде болтаться?
– Что значит «болтаться»? – удивился Козловский.
В проеме двери появился темноволосый паренек лет двадцати шести, шофер из такси «Убер» по имени Донован, страстно влюбленный в изящного учителя французской литературы.
– Ты меня прекрасно понял, – сумрачно сказал Донован. – Болтаться с девчонками, которые вокруг тебя так и вьются.
Молодой человек не сомневался, что девушки штабелями падают вокруг учителя.
– Для моего эго ты просто клад, – рассеянно отозвался Козловский. – Как думаешь, эта шляпа не too much? [7]
Молодой таксист стал еще мрачнее.
– Чего тебе надо, спрашивается?
– Нравиться тебе!
Они поцеловались.
– До вечера, – попрощался Козловский.
– Как это – до вечера?
– Шу-учу-у, – протянул учитель, отвечая любимым словечком подростков.
И беззаботно выпорхнул за дверь. Но беззаботность была наигранной. На самом деле, с тех пор как два месяца тому назад у него поселился Донован, с которым он познакомился, когда тот вез его домой с вокзала Обре, он все ждал, когда же молодой человек опомнится и заметит, что его зубная щетка загостилась у «старикашки».
7
Слишком (англ.).
Козловский пережил в свое время тяжелый разрыв, который опустошил его, и теперь он остерегался влюбляться. Не сообщил он своему молодому другу и об истории, какая началась у него до встречи с ним.
А началась она в субботу во второй половине дня, когда он зашел в ювелирный магазин в коммерческом центре. Он хотел уменьшить на два-три колечка гурметку, чтобы плотнее держалась на запястье.
– Красивая цепочка, – похвалила ухоженная продавщица – духи, макияж, украшения – именно таких женщин Козловский ценил.
– Цепочка моего отца. Он был… пошире меня.
Молодая женщина взглянула на него искоса. Козловский прекрасно знал этот взгляд, он спрашивал: да или нет? И специально, чтобы посмотреть на ее реакцию, сказал:
– Да, я гей.
– Нет… я… – забормотала продавщица.
Разговор начался вроде бы не слишком удачно, но не прошло и десяти минут, как он пригласил ее выпить кофе после работы. И они сидели и беседовали как старые друзья. Ее звали Фредерика, у нее было не слишком счастливое детство, она была склонна к депрессии, три года тому назад она забеременела, но отец ребенка исчез, и она сделала аборт. Она об этом сожалела, ей хотелось бы иметь ребенка, но, наверное, для нее уже поздновато… и тут он воскликнул:
– И я! Я тоже хочу ребенка. Отец был бы счастлив, став дедушкой!
Об этом Донован ничего не знал. Не знал он и об искусственном оплодотворении в испанской клинике, которая обещала 68 % процентов успеха после трех попыток. Фредерика собиралась отправить Козловскому эсэмэс, когда получит результат.
Думая то о своем отце, которого он обожал, когда был малышом, то о Фредерике, которая, возможно, станет матерью его ребенка, он все замедлял и замедлял шаги и вошел в класс на пять минут позже звонка.