Спаситель
Шрифт:
Возможно, власть узнала о каком-нибудь складе с продовольствием, или о запасах какого-нибудь сырья, и солдаты поехали за ним. И они убьют любого, кого увидят, потому что мы ни для кого не существуем. И мы отвечаем им тем же, поэтому этот поход не будет для них легким.
— Неправильно это все — сказал Майк. — Так не должно быть.
— Но так есть, — вздохнул Вик.
— И что так везде? — спросил Майк.
— В других местах я не бывал, — сказал Вик. — Но думаю, что и там то же самое. Это логика военного времени, спасать только тех, кого можно спасти, остальные должны спасаться
— А мне жалко солдат, — вздохнул Майк. — Там в кузове сидят такие же, как мы с тобой, перепуганные молодые ребята, они боятся всех, поэтому и стреляют. И им очень хочется жить, но они едут неизвестно куда, потому что кто-то должен туда ехать.
— Я понимаю, что они ни в чем не виноваты, — сказал Вик. — Просто мы с ними оказались по разную сторону беды.
— Солдаты, это власть, они представляют государство, наше будущее, — сказал Майк. — Если не будет власти и государства, мы все скоро разобьемся на такие же банды, как у вас в городе, и будем убивать друг друга. А в государстве можно жить спокойно и строить новое будущее, лучше, чем было.
— Я уже говорил, что мы стали хищниками друг для друга, — грустно усмехнулся Вик. — И государство — это изобретение нашего ума, для того, чтобы мы не перегрызлись между собой, но только в результате получается то, что ты видишь перед собой. Банды не придумывают ядерное оружие, оно им просто не нужно, а государство это делает. Потому что государство крупнее, и для своей защиты ему нужно оружие массового поражения.
— Ядерное оружие придумали люди, а не государство, — возразил Майк.
— Чем крупнее страна, тем мощнее ему нужно оружие для защиты, и оно дает ученым деньги на эксперименты и на его изготовление — сказал Вик. — Без государства не прожить, но выжить в нем ещё труднее, когда оно ведет войну, потому что оно не щадит никого, ни своих, ни чужих.
— Ты будешь думать по-другому, когда мы придем к нам в город, — сказал Майк. — Все будет хорошо, тебя будет защищать так тобой не любимое государство, и ты будешь жить спокойно.
— Сомневаюсь, — сказал Вик. — Государство заставит меня защищать его.
— Эти времена скоро закончатся, — сказал Майк. — И все вернется в свою колею.
— Уже никогда ничего не вернется в свою колею, — покачал головой Вик. — Слишком страшную вещь мы сотворили.
— Мы построим новый мир, который будет лучше старого, — сказал Майк. — В нем не будет такого страшного оружия.
— Будет, — грустно усмехнулся Вик. — Если будет государство, будет и оружие. Мощное оружие не потребуется только тогда, когда исчезнут все государства.
— Не будет государств? — недоуменно спросил Майк. — Это невозможно в принципе.
— Я просто думаю, что когда-нибудь это произойдет.
— Откуда у тебя эта уверенность? — спросил Майк. — Опять Нострадамус?
— От него, — улыбнулся Вик и прочитал вслух. —
Вся их топография станет фальшивой, соль нового мира есть пепел погибших культур. Хоть вера и истина загнаны и сиротливы: Но— Тьма станет светом? — покачал головой Майк. — Ржавчина — золотом бурь? Что это значит?
— Ну, тьму ты видишь перед собой, — сказал Вик. — А ржавчина, это ещё будет. Ржавчиной, я думаю, он назвал солнечные закаты, которые появятся чуть позже, лет через семь, когда начнет появляться солнце.
— Почему ржавчина? — спросил Майк.
— Потому что в атмосфере ещё будет много пыли и сажи, — сказал Вик. — Это и будет давать такие закаты.
— А золото бурь?
— Атмосфера будет очищаться через бури, — пожал плечами Вик. — А золото — это цвет солнца, это хороший цвет.
— Хотелось бы это увидеть, — задумчиво проговорил Майк. — Золото бурь, золото солнца…
— Кое-что ты успеешь увидеть, — сказал Вик. — Как и часть того процесса распада наций и государств, а это произойдет тогда, когда по всему миру останутся только растерянные небольшие кучки выживших людей, а вокруг них пустыни когда-то плотно заселенных территорий…
— Ты хочешь сказать, что все ещё это нам предстоит? — спросил Майк. — Что этот кошмар вокруг нас, это и не кошмар, а всего лишь легкий испуг?
— Мы действительно в самом начале, — грустно улыбнулся Вик. — Будет ещё и голод и холод.
— Жутко тебя слушать, — покачал головой Майк. — Ты говоришь это так, как будто все это видел.
— Не я видел, — Нострадамус, — сказал Вик. — А я просто его читал в подвале, когда его пророчество сбывалось, и все вокруг рушилось. Знаешь, это совсем другая атмосфера для понимания, чем библиотечный полумрак.
— Да уж, — вздохнул Майк. — Что-то мне не по себе стало от твоих слов. Не пора ли нам сделать привал и немного выпить? Теперь я понимаю, почему ты пил в своем подвале, то, что ты говоришь без выпивки воспринимать нельзя, волосы дыбом становятся…
— Последняя бутылка осталась, — сказал Вик. — Если мы хотим и дальше оплакивать старый мир и встречать поднятым стаканом новый, нужно будет поискать питье в следующем городе. Нам до него осталось совсем немного, километра три, а может и того меньше.
— Тогда привал сделаем там, — сказал Майк. — И там и заночуем. Надеюсь, город не так разрушен, как тот, в котором я тебя встретил?
— Не знаю, но думаю, что он остался цел, — сказал Вик. — Взрыв был только один, и мы идем от его эпицентра. Взрывная волна до него могла и не дойти, а вот радиация будет.
— От неё никуда теперь не денешься, — сказал Майк. — Где этот город?
— Если сейчас свернем и пройдем через ту небольшую рощу, то мы окажемся на его окраине, — сказал Вик.
— Тогда сворачиваем, — сказал Майк.
Они прошли по высокой мокрой траве между деревьев, и вышли к первым домам города. Дома были старыми панельными пятиэтажками, часть из них уже рассыпалась, то ли от старости, то ли от подземного толчка, которым сопровождался ядерный взрыв.
Они зашли в первый же подъезд не разрушенного дома и поднялись по узкой бетонной лестнице. Стекол в доме не было, двери квартир были распахнуты, и оттуда шел запах плесени и гниения.