Спасти империю!
Шрифт:
«Спасибо вам большое. Это был руководитель оперативной группы, расследующей по горячим следам совершенное преступление против крупного государственного чиновника. – Камуфлированный исчез из кадра, и корреспондент теперь стоял вполоборота, словно обращаясь к кому-то, находящемуся за кадром. – Сейчас же я хочу предоставить вам возможность получить информацию из, что называется, первых рук. Юрий Анатольевич, как ваше самочувствие? – Камера поехала вправо, и на экране появился Юрий Анатольевич Рыбас собственной персоной. Был он жив и здоров, а крестик из лейкопластыря над правым глазом только придавал его внешности еще больше мужественности и решимости. – Благодарю вас. Все в порядке…» – заговорил Рыбас.
– Этого не может быть! – вскричал Валентин.
– О-ох… – охнула Вера.
– До чего же живуч мерзавец, – прошипел Лобов.
– Я своими глазами видел, как мост вместе с каретой взлетел на воздух… – На Валентина было просто жалко смотреть. Лицо его сразу же осунулось и потемнело.
– А ты видел его в карете? Своими глазами? – уточнил Лобов.
– Но… Шторки на окнах кареты были задернуты. Но среди всадников его не было!
– Значит, его не было там вообще. Чудес не бывает. От взрыва, разнесшего мост и карету на клочки, не уберегся бы и Рыбас. Ладно, Валентин, не расстраивайся. Ты здорово поработал, и у тебя почти все получилось. Тебе удалось подобраться так близко к Рыбасу, как не удавалось и Ракитину. Отдохнешь теперь недельку-другую, наберешься сил…
– Нет!
– Что нет?
– Нельзя мне отдыхать, Роман Михайлович. Объект мой, похоже, совсем в овощ превратился. Я за все время ни разу его собственного сознания не ощутил. Его перед моим вселением как раз по башке здорово огрели и на морозе бросили. Вот он, похоже, и того… Нельзя его без контроля оставлять. А там сейчас как раз такие дела намечаются, что только поворачивайся. Во-первых, переезд в Москву. Во-вторых, ловушка, устроенная мною Рыбасу. Он этого так не оставит и обязательно копать начнет. А я там кое-где наследил. В-третьих, я там только что Скуратова внедрил…
– Неужто самого Малюту? – восхищенно ахнул Лобов.
– Похоже, что его. Так вот, он там начал расследование разворачивать… Одним словом, без меня – никак. Ребята, боюсь, не справятся сами.
– Что ж, убедил. Если самочувствие позволяет… Как ощущения?
– Позволяет, Роман Михайлович. Отличное самочувствие. Отправляйте меня обратно.
– Как вы считаете, Вера? – Лобов пристально поглядел на свою незаменимую помощницу.
– Разве от моего мнения что-нибудь зависит? Вы уже все решили без меня. Ракитин, в конце концов, и не такие рекорды бил. Ну… Проколем ему поддерживающий курс. Если состояние будет ухудшаться, выведем его, в конце концов, из сна насильно.
– Решено. – Лобов выключил телевизор, с экрана которого безмятежно улыбался злейший враг человечества Юрий Анатольевич Рыбас. – Вера, готовьте слипера. Будем отправлять. – И щелкнул тумблером, вновь запуская генераторы.
Валентин открыл глаза и попытался пошевелиться. Почему-то руки и ноги его были скручены. Но не веревкой, как-то иначе, однако очень плотно. Голова его упиралась затылком во что-то твердое, но упругое. И ступни, похоже, тоже. Он попробовал повернуть затекшую шею. Какие-то люди рядом… Он видит их ноги. И звук… Странный такой. Свистящий и одновременно ревущий, будто кто-то раздирает полотняную простыню на полосы. Он попытался поднять голову вверх, туда, откуда шел этот звук, и не смог. Не дало то самое твердое и упругое, в которое он упирался затылком. И тогда, дождавшись, когда стихнет этот звук, он решился подать голос.
– Эй, кто здесь есть? Освободите меня!
– Минька, проснулся наконец! – В полутьме Валентин различил физиономию склонившегося к нему Ерохи. – Вот чертушка, напугал нас вконец. Я его бужу, бужу, а он не просыпается. А когда я вроде тебя добудился, ты кидаться на меня начал. Ну, думаю, значит, спит еще. А времени совсем не было. Вот я тебя в простыню спеленал, чтобы не кидался, и сюда положил.
– Ероха, где мы? – слабым, хрипловатым голосом поинтересовался Валентин.
Вместо ответа Ероха схватил его своими лапищами, поднял одним рывком и поставил на ноги. Боже!.. Красота-то какая! Черное бархатное небо, усыпанное мириадами звезд…
– Летим, Минька, летим! – восторженно заорал Ероха и принялся разматывать опутывавшую Валентина простыню.
Валентин глянул вниз, и у него с непривычки закружилась голова. Под ними бесконечным пушистым ковром от края и до края расстилался лес, скудно подсвеченный голубоватым лунным светом. Кожу холодил ветерок, и Валентин, оставшись совершенно голым после того, как Ероха освободил его от простыни, соорудил из нее некое подобие римской тоги.
Он повернулся, чтобы оглядеться, и первым делом заметил еще один воздушный шар в нескольких сотнях метров отсюда. В корзине этого шара кроме него и Ерохи находились еще Третьяк, Силка и Весна. Валентин задрал голову, чтобы глянуть снизу на шар, и тут Третьяк начал качать масло в горелку. От запального огонька вспыхнуло топливо, и вверх ударило ревущее пламя.
– Ой, батюшки, опять… – взвизгнула Весна.
«Вот что это был за звук», – сообразил Валентин.
К ним собрался было перебраться Сила, но тут же заголосил Третьяк:
– Эй-эй, стой на месте! И так корзину в ту сторону перекосило!
Тогда и Ероха, отступив на шаг от Валентина, нагнулся, поднял с пола какой-то сверток и подал другу.
– На. Одежда твоя. – Валентин сел на пол корзины и принялся одеваться, слушая Ерохин рассказ. – Ты ушел спать, а к нам пришла Василиса с девками. Стол накрыли… Сели мы ужинать, и тут прибегает Михайла Черкасский. Давненько мы не виделись с ним. Вроде и поговорить есть о чем, да и по чарке можно было бы вместе опрокинуть… Но он ни в какую за стол садиться не стал. Отозвал меня в сторону и спрашивает: «Где, Михайла?» – «Спит», – отвечаю. «У Никиты Романовича сейчас Мудр Митряев сидит, отчим Михайлин. Никита Романович ему, оказывается, двести тысяч должен. Мудр предлагает долг простить, а за это просит ему Михайлу с головой выдать. Бежать ему надо». Я в окошко глядь – темно уже. «Куда же бежать? – спрашиваю. – Ворота-то уже закрыли». «Давай ко мне, – говорит князь. – У себя дома спрячу». А тут стук в дверь. Я аж обомлел. Но, слава богу, это Весна прибежала, от хозяйки приглашение принесла. Поблагодарил я князя за предупреждение и восвояси отправил. Подумал сначала у Марфы тебя спрятать до утра. А потом вспомнил, что ты, перед тем как спать лечь, велел уезжать нам завтра. Посоветовались мы быстренько – и решили бежать прямо сейчас. Мастеровые свои печки мигом раскочегарили, шары, Минь, надулись, сам не ожидал, так быстро. И вот… Летим. На этом шаре мы, а на том – дон Альба с Василисой и ее служанками и Добрей-мастеровой.
– Куда летим? – поинтересовался Валентин.
– Куда ветер дует. – Ероха беззаботно расхохотался.
– А где слобода осталась?
Ероха, протянув руку, указал направление, потом, пару секунд подумав, указал градусов на тридцать правее.
– Вроде там…
«Понятно, – подумал Валентин. – Надо найти Полярную звезду. Она должна быть на продолжении Большой Медведицы. – Он поднялся на ноги и долго обозревал звездное небо. Звезд было столько, и все они были такими яркими… Одним словом, с Полярной звездой у Валентина не получилось. – Ничего, – успокоил он себя. – Взойдет солнце – тогда и определимся со сторонами света. Между Москвой и Ярославлем двести пятьдесят километров. Слобода посрединке между ними. Москва – юг, Ярославль – север… Разберемся».
– Ероха, а Веттерман-то жив остался. Не было его в той карете.
– Иди ты… Откуда знаешь?
– Сон вещий видел. Ты думал, что только Марфа такое умеет?
– Что же делать будем?
– Искать.
– Но как? К Никите Романовичу теперь нам соваться нельзя, к царевичу, стало быть, тоже. Получается, Мудра бы надобно найти первым делом и укорот ему сделать.
Валентин молчал, завороженный окружавшей их красотой.
– Слышь, Михайла, чего молчишь-то? Опять заснул, что ли?