Спасти посольство
Шрифт:
— Ну зачем вы так, Александр Михайлович, — еле слышно проговорил Зеблицкий. — Мы же просто ошиблись…
— Тогда, дышло тебе в глотку, давай в Центр новую шифрограмму! — рявкнул Шаров. — О том, как ты оцениваешь и проверяешь поступающую информацию! Чтобы знали, что из тебя разведчик, как из говна пуля! Пошли вон все из моего кабинета!
Подчиненные бросились к дверям.
Шаров подошел к окну, глянул на отражение в темных стеклах, негромко спросил:
— Ну и зачем ты это сделал?
— Ради справедливости, — ответило отражение. И честно добавило: — И пьяный потому что…
Тульская воздушно-десантная
До начала работы аттестационной комиссии оставалось еще несколько минут, но практически все старшие офицеры полка уже собрались в штабе дивизии. Ждут комдива, а пока, как всегда бывает в таких случаях, идет оживленный обмен мнениями. Болтают, чтобы выпустить пар, а проголосуют так, как решило начальство. По сегодняшнему делу все хорошо знают, какое решение запланировано: увольнение из армии.
— Жалко парня, — говорит седой подполковник — замкомдива по тылу Кочетов. — Я помню, как он три года назад пришел к нам желторотым лейтенантом. И стал хорошим офицером. Зачем раздувать дело? Из мухи слона зачем делать?
— А кто делает из мухи слона? — настораживается майор Пирожков.
У него такая работа: выявлять шпионов, диверсантов, вредителей… Как говорится — святое дело! Только где ж их взять? Шпионы и диверсанты перевелись, вымерли, как динозавры, а вредителей попробуй выяви! Они ведь делают все вроде правильно, а получается вредительство… Вот, великий и могучий Советский Союз развалили вредители? Ан нет, прогрессивные политики! Попробуй их вредителями назвать — сам мигом вредителем окажешься… И хорошо, если только вылетишь из армии, как пробка из бутылки, а то можешь и под трибунал угодить. При таких сложных обстоятельствах что остается особисту, дабы оправдать свое существование? Раскопать какую-нибудь аморалку, прижучить вороватого завскладом, а еще лучше — выявить группу выпивох, которые пьют не что-нибудь, а спирт для протирки оптики прицелов и контактов в приемных устройствах РЛС, тем самым ослабляя военную мощь советской, нет, теперь уже российской армии. За такие «подвиги», конечно, никто тебя любить не станет, наоборот — заработаешь всеобщую ненависть, ибо никогда государственным спиртом ничего не протирали: настойку на бруснике делали, это да, и так пили, без затей — пятьдесят на пятьдесят водичкой разбавят, и — вперед! Все так делали, и всегда, а контакты и ацетоном протереть можно, еще меньше окислятся. Против массового явления идти нельзя — слишком много врагов заведешь, а ведь и сам-то не особо святой и правильный. А вот молодого офицеришку за нарушение правил безопасности прыжков уконтрапупить — это выигрышная тема! И заступаться за него никто не станет, и против всех идти не придется. Только тут очень четко надо акценты расставить и правильную идеологическую оценку дать, чтобы за спиной не перешептывались…
— Кто тут делает из мухи слона? — строго повторяет Пирожков и смотрит на Кочетова стальным взглядом: специально вырабатывал. Среди старших офицеров он чувствует себя вполне уверенно: контрразведчики не подчиняются командованию части, зато могут вывернуть наизнанку все прегрешения — и действительные, и мнимые. Поэтому с ними предпочитают не связываться. И Кочетов не стал обострять отношений — только рукой махнул.
Зато подполковник Макаров, как всегда, поддержал особиста.
— Очень «хороший»! — с иронией говорит он, почесывая длинный нос. — Прославил нас на весь округ!
— Да что он такого сделал? — вмешивается зам по боевой подготовке полковник Рассказов — тучный лысый человек в больших роговых очках. — Хотел избежать ЧП — только и всего! Любой бы так поступил. Просто пацан попал
— Не надо упрощать, товарищи! — осуждающе качает головой Пирожков. — Этот «хороший офицер» рисковал жизнью солдата! Сажать вертолет с болтающимся внизу десантником — должностное преступление!
Начальник штаба подполковник Ветров иронически усмехается:
— Бывают должностные преступления и посерьезнее.
— Что вы имеете в виду? — насторажился Пирожков.
— Ничего. Когда группу войск из Германии выводили, вагон законсервированного оружия пропал? Или нет? А если нет, то откуда у бандитов тысячи стволов ТТ и ППШ вдруг объявились?
Властное лицо Пирожкова наливается багровым румянцем.
— Этот вопрос мы сегодня не обсуждаем, товарищ подполковник, — говорит он, но довольно сдержанно: знает, что с Ветровым шутки плохи, тот никого не боится. — Поэтому и компетентно ответить я на него не могу. А вот по делу старшего лейтенанта Матвеева — пожалуйста, могу все досконально осветить. В деталях!
Пока в зале заседаний идет предварительное обсуждение судьбы старшего лейтенанта, сам герой, Матвеев, стоит рядом со входом в штаб дивизии и нервно курит.
— Да ладно, Леша, — хлопает его по плечу капитан Сизов. — Посмотришь, какой расклад выйдет нынче. А то ведь и на гражданке жить можно. Багалова помнишь?
— Ну…
— Баранки гну! Сколько помню его, все десятки строчил до получки, углы снимал, да по общагам мыкался. Уволился капитаном, а сейчас и квартира, и машина, одет с иголочки. Я его встретил — не узнал. Человек устроился! Правда, говорят, у него связи хорошие были.
— Жаль, у меня таких связей нет, — грустно произносит Матвеев. — И, вообще, кроме армии у меня ничего нет. Вот ведь какая штука…
В помещение, где собрались члены аттестационной комиссии, входит комдив генерал-майор Коваленко с листом бумаги в руках.
— Товарищи офицеры! — привычно командует он вскочившим подчиненным и занимает место во главе стола.
Адъютант кладет перед ним аттестационное дело.
— Итак, по заключению служебного расследования на аттестационную комиссию выносится вопрос об увольнении из рядов российской армии старшего лейтенанта Матвеева, — объявляет генерал, просматривая дело. — Основание: грубое нарушение инструкции, поставившее в опасность жизнь рядового Фёдорова, попытка скрыть чрезвычайное происшествие. Так, товарищ майор?
Генерал испытующе смотрит на особиста.
— Так точно! — подтверждает Пирожков.
— Так, да не так! — говорит комдив, потрясая листком бумаги. — Вот у меня рапорт этого самого рядового Петрова, позвольте я его зачитаю. Самую суть: «После прыжка я обнаружил, что потерял стропорез, поэтому перерезать стропы основного парашюта и воспользоваться запасным не мог, о чем и крикнул старшему лейтенанту Матвееву… После чего он принял решение сажать вертолет и приказал при приземлении сразу отстегнуть парашют и отбежать в сторону, что я и сделал…»
Наступает тишина. Взгляды всех поворачиваются к майору Пирожкову. Ясно, что заготовленный сценарий дал сбой.
Особист заливается краской:
— Это новые обстоятельства… Раньше мне о них ничего не было известно.
— Не надо оправдываться, майор. Однако эти, как ты говоришь, новые обстоятельства в корне меняют дело! — хмурится комдив. — В такой ситуации действия старшего лейтенанта Матвеева были единственно правильными, и он заслуживает поощрения, а не увольнения из армии!
— Но он же не доложил о происшествии! — мямлит Пирожков.