Спасти посольство
Шрифт:
«Вот, значит, кто стоит за ликвидациями моих агентов! — подумал Шаров. — Ну и ну, господин Коллинз! Такое — против всяких правил! Это уже не «холодная» война, а горячая!»
— Заедем ко мне, Саша-ака, — Муатабар взял его за рукав халата. — Я приказал плов приготовить, кебаб, шербет, фрукты… Тебе расслабиться надо! Что-то ты такой озабоченный, я тебя не узнаю.
Шаров глянул — не подначивает ли? Нет, Дуканщик был совершенно серьезен.
— Поехали в гости! Ты столько раз отказывался.
— Поехали! — кивнул резидент.
На
При приближении грузового «доджа», в кабине которого рядом с водителем сидел Муатабар, а в кузове ощетинились автоматами по сторонам Али и еще трое, грузовик отъехал, освобождая проход. Шаров на своем «мерседесе» заехал вслед за хозяином, и грузовик стал на место. Прямо на улице горели костры, вокруг сидели какие-то люди, несколько десятков, многие с оружием. Пахло готовящимся пловом и кебабом.
— Пойдем в дом, Саша-ака, — пригласил Муатабар, когда Шаров вышел из машины. — В саду накрыт стол отдельно для нас. Пусть мои люди не мешают нам, а мы им.
— Как скажешь, Муатабар, — Шаров приложил руку к груди и поклонился. — Спасибо за помощь! Без тебя я не ушел бы от Ахмеда живым.
— Аллаху акбар! — слегка улыбнулся хозяин. — Ты спас жизнь моей жене и сыну, я спас жизнь тебе. На все воля Аллаха. Проходи в сад, Али проводит тебя, а я скажу кое-что своим людям и подойду.
Фраза хозяина чем-то царапнула разведчика. И он сразу понял — чем. Муатабар как бы подвел итог их отношениям: взаимные услуги уравновесили друг друга, и теперь они в расчете. Никто никому ничем не обязан. Можно понять это так, что теперь бывшему другу Шарову под аппетитные запахи жарящейся на углях баранины вполне можно перерезать глотку, и это будет правильно и справедливо. Конечно, язык Востока цветист и многозначен, в нем тысяча смыслов и в них легко запутаться, что-то недопонять или понять не так… Но было бы лучше, если бы эту фразу Муатабар произнес в резиденции Шарова, а не в окружении своих головорезов. Спокойнее…
Но за многие годы Шаров уже привык к восточной многозначности и неопределенности, а зачастую — к прячущейся за ними обычной необязательности и разгильдяйству. И когда несколько минут назад заезжал в охраняемый переулок, уже не думал, что из стоящего на страже грузовика в его «мерседес» могут в упор ударить автоматные очереди, с последующим сожалением и объяснениями, что друга приняли за врага, коварно севшего «на хвост» хозяину. Поэтому и двусмысленную фразу хозяина решил истолковать в хорошем смысле. Может быть, потому, что в противном случае ему пришлось бы делать то, к чему он не был сейчас готов.
Телохранитель Али и молодой паренек провели его через железную зеленую калитку в высоком глинобитном дувале. Они оказались в густом саду, вокруг шелестели деревья, которые даже днем скрывали происходящее здесь от посторонних глаз надежней, чем высокий забор. Сейчас ночь накинула свой непроницаемый черный полог на владения Муатабара, и только крупные южные звезды наблюдали за гостем и сопровождающими его людьми. Случайно ли, что провожают его именно те, кто совсем недавно ловко и умело перестреляли моджахедов Хекматияра?
— Я не сразу понял, что это гяур, — тихо сказал на пушту молодой боевик. — Но потом услышал запах. Такой водой поливают себя шурави, когда бреются по утрам, или амеры. Это одеколон. Разве крестьянин или моджахед станет лить на себя такую воду?!
— От хозяина тоже так пахнет, Абдурахман, — ответил Али.
— Тогда посмотри на его халат и чалму, — не унимался молодой.
— А что в них особенного?
— А то, что они старые, а выглядят, будто только что постираны. А на руки его взгляни! Это что, руки дехканина или моджахеда? Они чистые и без мозолей. А лицо? Это лицо не мусульманина. Когда я присмотрелся, то все понял… Надеюсь, хозяин знает, кого он привел в дом. Если это шпион или подосланный убийца.
— Тогда мы его убьем, — сказал Али. — Но хозяин знает его давно, у них были общие дела. Так что все в порядке.
— Все равно… Не нравится он мне. Я буду все время целиться в него.
Они подошли к накрытому на двоих низкому столу. Четыре керосиновые лампы по углам освещали блюдо с яблоками, персиками и виноградом, аппетитно пахнущие лепешки, горкой лежащие на большой тарелке, острый хумус, овечий сыр. Немолодой слуга заканчивал последние приготовления: расставлял пиалы, ставил деревянную подставку под блюдо с горячим. Шаров повернулся к своим сопровождающим и сказал на пушту:
— Спасибо, что проводили! — И, обращаясь к молодому, добавил: — Только когда будешь в меня целиться, не снимай предохранитель. А лучше вообще повесь автомат за спину!
Тот по-волчьи сверкнул глазами:
— Мне не нужен автомат, чтобы разобраться с неверным! Я могу просто отрезать тебе ухо!
В неверном свете пропитанных керосином фитилей перед лицом Шарова сверкнуло широкое обоюдоострое лезвие остро заточенного кинжала.
— За одно мое ухо Муатабар отрежет тебе оба, — высокомерно проговорил Александр. — А лично я отрежу твой нос вместе с головой ишака!
Он крепче сжал в кармане гранату. Обстановка накалилась настолько, что могла дойти до крайностей.
Гортанно крикнув, Али схватил напарника за руку, резко вывернул. Лицо Абдурахмана искривилось от боли, кинжал упал на землю.
— Простите его, уважаемый, — произнес Али. — Он молод, к тому же контужен взрывом снаряда. Он жил в Черном ауле.
В это время на выложенной камнем дорожке между кустами появился Муатабар. Лицо его было мрачным. Ничего не говоря, он опустился на низкую табуретку, жестом пригласил гостя сесть напротив. Абдурахман мгновенно исчез, а Али привычно занял свое место за спиной хозяина.