Спасти посольство
Шрифт:
Муатабар наклонился ниже, к самому лицу резидента. От него пахло хорошим трубочным табаком и неожиданным здесь французским одеколоном.
— Говори.
— У меня вечером рискованная встреча, возможна засада, нужна твоя помощь, — преодолел себя Шаров.
— Говори до конца, — Муатабар ничуть не удивился.
Приободренный Шаров еще понизил голос:
— Возьми двух-трех человек с оружием, и в семь часов прикройте меня у чайханы Ахмеда… — спокойно и буднично сказал подполковник, будто просил принести чашку воды.
— Понял. Я там буду, — кивнул Муатабар и, остро оглянувшись по сторонам, быстро вернулся в свою лавку.
Шаров проводил взглядом крепкую
Ладно, дело наполовину сделано. Он поднял стекло и увеличил поток воздуха из кондиционера. Халат — очень удобная одежда, но не когда под ним бронежилет. Резидент поёрзал в кресле. Попытался хоть как-то потереть чешущуюся под бронёй спину, но ничего не вышло. Он выругался и, выехав из владений Муатабара, сделал большой круг по городу.
Даже внешне обстановка сильно изменилась. По улицам в разных направлениях катались танки и БТРы, облепленные бородатыми вооруженными людьми. Они сидели на башнях, оседлав орудия, выглядывали из всех люков, время от времени постреливая в воздух. Небрежно и разношерстно одетые, они не были похожи на солдат регулярной армии — скорее, на басмачей или анархистов из советских фильмов о революции. Но откуда у них столько бронетехники? Когда-то Шаров отказался помогать Муатабару в приобретении БТРов, дело чуть не дошло до крупной ссоры, но выходит, другие торговцы нашли более сговорчивых посредников!
От размышлений Шарова оторвал веселый моджахед, стоявший посередине дороги возле старого «жигуленка» и с плеча бивший из АК длинными очередями в начинающее темнеть небо. Несколько товарищей с тротуара поддерживали его смехом и гортанными выкриками. Когда магазин заканчивался, он сноровисто вставлял новый и продолжал свое занятие. Вильнув, Шаров объехал весельчака, не зная, что у того на уме: может, решит дать очередь вслед, и хорошо, если по колесам… Но на этот раз пронесло…
Несколько раз он медленно проехал мимо чайной Ахмеда, но ничего подозрительного вокруг не обнаружил. Чтобы не искать приключений на одно место, он решил не мельтешить на городских улицах и последние сорок минут перед встречей провел в одном из близлежащих тихих переулков. Откинул немного спинку сиденья и закрыл глаза, предварительно взглянув на бортовые часы. Шесть двадцать. Сейчас бы сомкнуть глаза и уснуть… Как в кино про разведчика…
«Штирлиц спал ровно двадцать минут…» — Шаров, вспомнив уникальный голос Копеляна, улыбнулся. Нет, наверное, такое бывает только в кино…
Он полулежал в прохладном салоне до шести сорока пяти, иногда открывая глаза, и, не меняя позы, сканировал пространство вокруг себя в четырёх направлениях: лобовое стекло, зеркальце заднего вида и боковые зеркала. Потом включил двигатель и тронулся с места. Ровно в семь часов машина остановилась у чайханы Ахмеда.
Все было, как обычно. В сумерках вокруг заведения стояли и сидели на корточках за неторопливой восточной беседой несколько групп афганцев. Тлели огоньки папирос, в воздухе плавал пряный аромат анаши. У входа стояла согбенная фигура в черной накидке и парандже, будто ревнивая жена ждала появления из чайханы припозднившегося мужа. Но в восточной стране такое исключено. Значит, это мать Бахтияра… И, конечно, ей неловко здесь находиться.
Шаров вышел из машины и направился к входу. Он не расслаблялся. Левая рука в кармане халата сжимала пистолет, правая ладонь «грела» гранату. Чем ближе он подходил, тем больше не нравилась ему чёрная фигура.
«Слишком крупная мамаша, — подумал он. — Да и женщина ли это вообще?!»
Когда майор был уже совсем рядом, пришла внезапная догадка: «А не та ли это «женщина», которую видели во время убийства Бахтияра?!»
Он остановился, будто наткнулся на прозрачную стену. Фигура сделала шаг навстречу, и из-под складок черной одежды вдруг выскользнула крепкая, совсем не женская рука с зажатым в огромном кулаке длинным шилом. Удар! Шаров не успел ничего сделать, только инстинктивно шевельнул указательным пальцем левой руки. Острие лязгнуло о броневую пластину и сломалось одновременно с грохотом выстрела. Второго шанса у нападающего не было: короткое злое пламя, будто выброшенное миниатюрным карманным вулканом, прожгло ткань халата, полутонный удар пули пришелся в верхнюю часть груди и опрокинул черную фигуру навзничь.
Шаров отскочил, осматриваясь и настороженно водя пистолетом по сторонам. Но дальнейшее действие происходило уже без его участия. Три человека прервали мирную беседу и выхватили оружие из-под одежды, но использовать его им не дали.
Сидящий на корточках совсем близко к боевикам Муатабар несколько раз выстрелил из рукава халата, Али с крыши чайной и молодой парнишка, который навьючивал ишака под тутовником, открыли огонь из автоматов. Пули с визгом рикошетировали от земли, с мягкими шлепками вонзались в глинобитную стену, с точно таким звуком пронзали человеческие тела. Непричастные к происходящему люди бросились врассыпную или попадали, закрывая головы руками.
Все кончилось за несколько секунд. Граната, которую Шаров выхватил из кармана, не понадобилась. Автоматные очереди в упор изрезали всех троих нападавших — изрешеченные тела беспомощно распластались в сухой афганской пыли, пытаясь напоить ее тонкими ручейками растекающейся крови. Али тяжело спрыгнул с крыши и, с ножом наготове, быстро проверил трех убитых.
— Готовы! — сообщил он. И добавил, указав пальцем: — Это Ваха, начальник охраны Хекматияра! Да и остальные — его люди!
Шаров подошел ближе. Двоих он никогда не видел, а в третьем узнал лжедруга Касыма, который всего несколько часов назад передал ему записку, заманивающую в ловушку.
«Не рой другому яму…» — пришла в голову старинная русская поговорка.
Али содрал чадру. Как и следовало ожидать, под ней оказался бородатый мужчина с непропорционально маленькой головой. Он еще дышал, стонал, на губах пузырилась кровавая пена. Али перевернул его на живот и одним движением перерезал горло. Шаров поморщился.
— Шайтан! — Али показал на страшный звездообразный шрам на розовом затылке.
— Он много лет на американцев работал, — сказал Муатабар и пнул труп ногой. — Поехали, тут больше делать нечего!
И, обращаясь к своему телохранителю, добавил:
— Пойди, Али, переговори с Ахмедом. Пусть он и все остальные окажутся слепыми и глухими. Иначе они станут мертвыми!
Шаров поймал левой рукой болтающийся шнурок с повисшим кольцом от гранаты, вставил чеку на место, разогнул усики и опять спрятал железный «лимон» в карман халата. Руки дрожали, сердце колотилось у самого горла. Все-таки он давно не участвовал в боевых операциях.
Надо было уходить, но он не мог двинуться с места, словно загипнотизированный глядя на звездообразный шрам зарезанного, как баран, Шайтана. Возможно, какая-то непостижимая ментальная связь давала ему осознать собственную причастность к этой давней ране, а может быть, просто срабатывало любопытство при виде убитого врага, причинившего столько вреда.