Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
Пропажа вонючих деревяшек сразу возбудит в «завуче» нехорошие подозрения.
«Отвлекать надо Чернобурку, отвлекать! – начала формироваться идея.
– Забить ей голову шумом, не дать мыслям сцепиться в логические звенья…»
– Кружка кофию, - браво хмыкнул Алексеич, поглядывая на Мэри, - и в строй!
– Большая, такая, кружка… - мечтательно зажмурился Паштет. – Сгущенки туда ложки две… Нет, три! И с булочкой чтоб… С сырком… И с колбасо-ой!
Будто отвечая его хотеньям, разнесся трубный
– Завтрака-ать!
Первой на желанный зов откликнулась Фроська – пронеслась мимо вспугнутым зайцем, распустив брыли по ветру.
– Всю ночь не ел! – оживился Паштет, с шорохом потирая огрубевшие ладони, и дурашливо напел: – Вперед, стряпне навстречу, товарищи в еде-е!
– Есть, товарищ комиссар! – козырнул я, отвечая в обоих смыслах.
В голосе моем звучала изрядная фальшь, но простодушный Паштет не расслышал ее корявых ноток. Вытянув голову, он разочарованно отпустил:
– Ри-ис?..
– и тут же воспрял: - О, плов! Чур, мне двойную!
– Садитесь жрать, пожалуйста! – засмеялся Сёма, и подвинул доску на чурбаках, изображавшую скамью.
Ложки бодро зазвякали, врубаясь в кашу, обильно сдобренную «говядиной тушеной высшего сорта», а я, будучи на нервах, елозил, шлифовал задом скамейку, пока не углядел давешний тандем, ведомый Татьяной Анатольевной.
Рыжая русистка спотыкалась, внимая на диво говорливой директрисе, а та щебетала жирным контральто, задуривая голову Лапкиной. У меня даже глаза защипало, до того проникся.
– И что вы думаете? – Яблочкова тяжеловесно присела, держа мхатовскую паузу. – Он так и не приехал!
– Вот и верь после этого мужикам, – оскалилась Чернобурка улыбкой.
«Так… – мелькнуло в голове. – Тыблоко внимание поотвлекала, моя очередь».
– Светлана Витальевна, – заговорил я прочувствованно, как работница ЗАГСа на росписи, – а у нас сегодня праздник! Тамаре Афанасьевой шестнадцать исполнилось!
У Томочки ресницы запорхали, словно раздувая румянец, а Чернобурка даже обрадовалась моему вступлению – откровения директрисы ее утомили.
– Да-а? – с интересом затянула она, и воодушевленно взмахнула ложкой: – Так это надо отметить!
– Только не сейчас! – тревожно вскинулся Паштет. – Нам еще лагерь сворачивать, грузиться…
– К-хм… - деликатно кашлянул Василий Алексеевич. – А в десять… э-э… мероприятие.
– Да, – посерьезнела Чернобурка, – на такое опаздывать нельзя. Тогда… – она призадумалась. – Может, в Старой Руссе? Нам же все равно в столовую заезжать. Вот и устроим обед не простой, а торжественный!
– С тор-ртом! – плотоядно уркнул Сема.
– Торт я беру на себя, – Лапкина мягко шлепнула ладошкой по выскобленным доскам стола.
– Мне хоть кусочек оставьте! – обеспокоился Паштет.
Здоровый хохот охватил отряд,
– Проглот! – пискнула Тома, давясь от смеха.
– Э, э! Куда! – закудахтал я. – Это мое звание, вообще-то! Мне его твоя бабушка присвоила!
Отвеселившись, ребята и девчата заскребли ложками по донышкам, добирая остатки, а мне вдруг припомнилась ошхана пузатого Абдуллы и плов из хвостов…
«Вот точно, проглот! Заслуженное звание!»
Поерзав, я выпрямился, наблюдая макушки очень занятых друзей, и неожиданно пересекся с понимающим взглядом Тыблока.
Директриса скосила глаза на Чернобурку, и лихо, заговорщицки подмигнула. «Как мы ее, а?!»
Я возвел очи горе, изображая восторг и благодарность. Нет, ну правда, что бы я делал без родимой школьной администрации?
А мою пантомиму Татьяна Анатольевна истолковала верно – она довольно хрюкнула…
Паштет сыто потянулся, и воззвал:
– Отря-яд! Сворачиваемся!
* * *
Двумя часами позже вымпел с любовно вышитым журавлем мелкими рывочками пополз вниз. До следующего мая.
– Дюха-а! – суматошно заорал Паштет, просунувшись в автобусное окошко. – Я нам место впереди забил!
– Сейчас! – я топтался у входной двери, озираясь напоследок. Хотелось осадить в памяти эту тихую вековечную глушь, что стояла вокруг. Нам было в ней то сладко, то горько.
Ёлки, буреломы, топи… Разве они виноваты, что укрыли людское зло? Им и самим досталось – бомбы со снарядами выгребали воронки, щепили деревья, а молодую траву, что врачевала истерзанную землю, дождило горячей кровью.
И вот сюда, в тоскующий сумрак Пронинского леса, окунулись счастливые мальчики и невинные девочки. Они, бывало, плакали от давно прошедшей боли, и теперь уносят в себе горестный морок…
Изменятся ли теперь их жизни от этой поездки? Станет им лучше, хуже? Правильнее?
– По местам! – стеганул командой Алексеич.
Заскочив в автобус, я крутанулся вокруг поручня, обмотанного синей изолентой, и плюхнулся на диванчик рядом с Томой. Блеснув на меня ведьминским поглядом, девушка быстро зашептала, опаляя ухо:
– Будешь со мной! А к Паштету Ирка села! Дово-ольный… Млеет!
– Как я его понимаю! – у меня даже руки затерпли, до того хотелось обнять, облапить, притиснуть...
«Низ-зя-я!»
А не то эти милые глазки будут вынуждены округлиться от показного возмущения, да по рукам мне, по рукам… Нет, не стоит ставить Томочку в неловкое положение, да еще и в день рождения.
Я неслышно вздохнул. Романтические позывы сникали под гнетом тревог, как гибкие ветви под снегом. Ну, вроде же заболтали мы Чернобурку!