Спасти веру предков, или вынужденные язычники
Шрифт:
Каждая вмещала до пятнадцати человек с грузом, при снятом парусе могли поместиться и два десятка. Но, работа с косым парусом требовала свободного места, за счёт этого можно было взять больше груза. Именно на лодку Ярьки установили первую пушку, когда стали испытывать, можно ли стрелять из пушек в лодке. Ох, и намучился за две недели испытаний парень с пушкарями, когда устанавливали пушку в лодке. Сперва они едва не проломили борт, когда крепили пушку, потом им оказалось неудобно её заряжать. Два дня ушли только на установку и крепление орудия, на расположение снарядов, ради них пришлось выбросить почти весь балласт. Затем, по указанию капитана, проверявшего работу пушкарей, несколько раз выстрелили из лодки, стоявшей на мели. Едва не сломали
Ярька вовремя заметил, что при выстреле мачта может сломаться, стали думать, как её укрепить. Такая морока длилась всю неделю, не успеют исправить одно замечание, как возникает другое. А Сергей и его помощники требовали, чтобы изменения в лодке и крепежах не мешали сидеть людям и были незначительными. Едва справились с крепежами, стали испытывать на реке, где пришлось не так трудно, но опасно. Сразу обнаружили перекос в креплении груза, с этим справились легко, переместив часть снарядов назад. Количество снарядов в два десятка определил сам капитан, это даже не обсуждали. При испытании первого выстрела на ходу, лодка так резко остановилась, что все пушкари улетели за борт. Упал бы и Ярька, да помешала мачта, о которую он приложился основательно, плечо и грудь болели неделю. Едва не сломалась мачта, как её не укрепляли, на будущее Сергей посоветовал опускать парус перед выстрелом.
К испытателям добавились две пары гребцов, иначе навести пушку на цель, в реке не получалось. Пока парус опускался, лодка теряла направление на цель, удержать нужное направление смогли с помощью гребцов. Добившись первого попадания из пушки на плывущей лодке по цели, ребята одновременно обрадовались достигнутому результату, но, стало обидно, что лодка теряла ход. Впрочем, неожиданно для испытателей такой результат обрадовал капитана. Он сразу приказал устанавливать на всех остальных восьми парусниках пушки и обучать стрельбе из лодок. Причём, главным над всеми назначил неожиданно для многих Ярьку, самого младшего.
Сначала парень испугался и хотел отказаться, потом вспомнил о своих родных, о сёстрах, и решил, что им будет приятно такое доверие капитана. Подвести своих близких Ярила не мог, ни в коем случае. Даже, если совсем не придётся спать. С такими мыслями он занялся выполнением приказа капитана и столкнулся с новыми трудностями. Во-первых, дни стали неожиданно короткими, времени катастрофически не хватало. После двухчасовой учёбы, общего молебна в храме, огромном строении, где помещались все выселковцы, и обеда, времени для работы почти не оставалось. Даже наступившие долгожданные тренировки поначалу не обрадовали, опять лишняя трата времени, которого и так не хватало. Однако, первое же занятие, проведённое для новичков Сергеем, полностью изменило отношение Ярьки и всех новичком к рукопашному бою.
Если раньше, посматривая на тренировки старших ребят, они видели в них силу и ловкость, с какой проводят приёмы, восхищались умением расправиться с несколькими противниками. Но, никто из пацанов не сомневался, что, будь у него столько силы, он справился бы не хуже. И самым главным условием победы считали силу и рост, в глазах деревенских ребятишек статный и сильный всегда справится с невысоким худощавым соперником. То, после первой тренировки, выслушав объяснения капитана, и попробовав самые простые приёмы, главное, испытав их действие на себе, подростки внезапно почувствовали, что смогут победить, не вырастая в богатыря. Ярька почувствовал, как изменилась его оценка других выселковцев. После первых же тренировок, он стал обращать внимание не на силу и неторопливую мощь, а заметил отточенные движения Сергея и его помощников, их мягкую скользящую походку. После первых тренировок и спаррингов, Ярила стал фанатом рукопашного боя, как большинство мальчишек и некоторые девчонки. Для него не стали удивлением успехи в рукопашном бою Ивы, она великолепно владела своим духом, что тренер считал важнейшим качеством победы. Редкий вечер проходил у ребят, чтобы не проверить и отработать
За всеми новшествами в своей жизни Ярька не потерялся, выдержал серьёзные нагрузки, работал по вечерам, в личное время, но выполнил приказ капитана, установил с помощниками на восемь парусных лодок пушки, обстрелял орудия и обучил все команды. В один из ненастных сентябрьских дней его воспитанники показывали свои навыки капитану, князю Ярославу и волхву Судиславу. Ребята хорошо проплыли по реке в обе стороны, обратно пришлось идти против ветра, но ширина реки позволяла передвигаться встречными галсами, таким словом назвал подобные приёмы сам капитан. Потом пушкари неплохо отстрелялись, поразили все мишени, три на реке, четыре на берегу. Ярька чуть не закричал, когда во время испытаний четыре лодки потеряли ветер, но, капитан ничего не сказал, покрутив головой. Затем, после двух первых промахов, пушкари на шестой лодке стали суетиться и промазали ещё раз, однако, и эту оплошность не заметили. Паренёк с облегчением вздохнул, когда за такие обидные промахи ни ему, ни другим ребятам не сделали замечаний.
Более того, после отъезда князя и волхва, капитан объявил всем восьми "экипажам", как он назвал рулевых и пушкарей, готовиться в дальний поход. На этот раз в каждую лодку уселись по десять стрелков, те ребята, что пришли на Выселки на три месяца раньше Ярьки с сёстрами. Они уже стреляли из ружей, а после похода собирались вернуться в родные общины. Об этом и разговаривали парни с девушками по вечерам, после ужина. Ярька поначалу не прислушивался к таким разговорам, ещё бы, до зимнего солнцестояния оставалось почти три месяца, уйма времени. Однако, прислушавшись к разговору старших, паренёк впервые задумался о том, что зимой ему придётся вернуться в родную общину. Он попытался привычно отмахнуться от пришедших в голову глупостей, но разговоры старших не давали покоя.
– Вот, вернусь я в родную деревню через две недели, – чистил своё ружьё десятник стрелков, высокий широкоплечий парень, выглядевший старше своих шестнадцати лет, он уже начал подстригать усы, и выбрил голову, оставив длинный оселедец, в подражание княжеским дружинникам, – и, что, снова чистить скотный двор, ставить силки зимой, а летом пасти скотину? Одна надежда, что весной капитан с князем снова нас призовут, и поплывём на неведомые острова, в Беловодье.
– Может, и нет никакого Беловодья, – возразил ему худощавый блондин, с узким лицом, вернувшийся из дозора, – везде люди одинаковые, все ошибаются и грешат, как мы.
– Может, и нет, – согласился десятник, – всё равно, лучше проплыть сотни вёрст и не найти Беловодье, чем остаться дома и всю жизнь жалеть об этом. Ты же слышал, что капитан и Судислав возвращаться не собираются, не найдём Беловодье, сами его отстроим. Капитан придумает, я уверен, что он и десятой доли нам не сказал того, что знает. Думаешь, почему на капитана князь волком смотрит, когда тот отворачивается? Боится наш князь Сергея, боится.
– Бросьте, князья ссорятся, у воев чубы трещат, – вмешалась в разговор девушка-стрелок, – лучше подумайте, с кем нам придётся сражаться в неведомых краях. Выстоим ли мы против дружины в тысячу или две воинов, таких, как варяги или нурманы? Нас сейчас всего сотня стрелков, да ещё сотню можно вызвать из деревень, что летом ушли. Против конных воинов наши ружья не спасут, не успеем перезарядить, как растопчут.
– Ничего, к весне ещё четыре сотни из молодых будет, нам на смену придут не меньше ребят. Уж я постараюсь, чтобы из нашей деревни добрые парни пришли, думаю, человек десять уговорю, если с девчонками брать, – десятник собрал своё ружьё и аккуратно обернул в тряпицу, от ночной росы, – почитай, тысячи полторы нас наберётся. Добавь пушки, за зиму десятка два, не меньше отольют. Выходит, с одного залпа, мы эту тысячу вынесем, оставшиеся в живых ещё подумают, нападать или нет. Нет, как раз врагов я не боюсь, боюсь сварги между князем и капитаном. Тогда нам придётся трудно.