Спецназ ГРУ. Элита элит
Шрифт:
Рассказывает участник боя, сотрудник спецподразделения «Вымпел» Максим Б.
«Словом, в этом узком, длинном десятиметровом коридоре разгорелся гранатный бой. Михаил Мясников организовал вынос раненого. „Вы эвакуируйте раненого, — приказал он. — Ты прикрываешь. Ты простреливаешь коридор“. Все было четко и ясно. Эвакуация прошла нормально.
Но в этой маленькой комнате нас оставалось шестеро. Михаил сидел у двери, почти в коридоре, я стоял у косяка.
Гранату,
Мы вытащили Михаила на улицу. Раны оказались смертельными».
…С тех пор, как погиб Михаил, прошло почти три года, а Лена все слышит его далекий голос и ласковые, нежные слова:
— Дорогая моя Елена Викторовна! Я вас люблю. Я хочу, чтобы вы это знали.
«Данила»-мастер
«Кто сыт, тот гибнет», — любил повторять сотрудник «Альфы» майор Юрий Данилин. Он так и жил, как говорил. Вряд ли его можно было представить сытым и сонным. У него всегда хватало дел и забот.
В первую чеченскую кампанию его, старшего опера, назначили нештатным начальником продслужбы. То есть, выполнив задачу вместе со всеми, он обязан был накормить своих голодных товарищей. Известно, что на сухом пайке долго не протянешь, а чеченский рынок в ту пору — место опасное, да и купить там особенно нечего. Выехать — тоже целая проблема: бронетехника нужна, сопровождение. Магазинов в разрушенных городах днем с огнем не сыщешь.
Тем не менее в группе еда была всегда. И для своих, и для гостей. Юрий Николаевич ударить лицом в грязь не мог. Какая бы трудная задача ни стояла, как бы ни устали бойцы, «поляна» для гостей — прежде всего. Накормить, обогреть…
«Как правило, — вспоминает сослуживец Данилина Олег П., — нас сопровождают солдаты: порою десантники, иногда из внутренних войск. Словом, приезжаем на базу, все устали, хочется поскорее помыться, переодеться, перекусить. Но Юра в первую очередь бежит солдатам ужин организовать, их накормить.
Кто бы к нам ни заглядывал — спецназовцы-ГРУшники, летчики, десантники, — стол всегда накрыт, Данилин с улыбкой встречает гостей. Все по-доброму, по-человечески.
Он умел работать с деньгами. Мог собрать продукты. Я бы сказал, ювелирно собрать продукты, когда их попросту не было».
Близкие друзья и подчиненные втихаря звали его «Данилой». В том не было ничего панибратского, скорее это прозвище, производное от фамилии, несло в себе нечто домашнее, семейное. И хоть до 37 лет ходил он в заядлых холостяках, но в родном подразделении прослыл человеком, который дорожит своей воинской семьей.
Он был прост в общении. «Мягких» слов не подбирал. «Из человеческих отношений, — как сказал один сотрудник, знавший его многие годы, — выгоды не делал». Говорил, что думал. Если уверен в своей правоте, мог отстоять ее перед любым начальником. Даже если знал, что она заведомо не понравится старшему по должности и званию.
Пришедшему в подразделение с достаточно высокой должности офицеру морской пехоты Юра «залепил» в день знакомства:
— Ну и что ты, старый, приперся? Прослужишь еще пяток лет, и сколько тебе будет? Сорок один? Как среди молодых станешь себя чувствовать?
Морпех так описывает свои ощущения после этих слов Данилина.
«Я вижу человека в первый раз, и, разумеется, услышав такое, сразу напрягся. Думаю, ну все, с этим мужиком у меня будут проблемы. Но оказалось все наоборот, он стал моим другом».
Со временем всякий, кто общался с Данилиным, понимал, что прямота и порою резкость в словах — не от желания обидеть, а от искренности и открытости, я бы сказал, от «распахнутости» души.
Юре можно было позвонить в три часа ночи и попросить о помощи.
«Помню, поздно вечером, — рассказывал мне один из сотрудников группы „А“, — я подвозил знакомых за кольцевую дорогу. Не довез, автомобиль сломался. Стоим на Рязанке, три часа ночи. А завтра утром на службу, заступать на дежурство.
Ну кому я нужен со своими проблемами среди ночи? Звоню Юре, ввожу в ситуацию. Следует непереводимая игра слов, потом, когда пар выпущен, спрашивает: „Михалыч, ты где находишься?“. Объясняю. Слышу в телефоне уверенный Юрин голос: „Держись, сейчас прыгаю в машину и к тебе“
В четыре часа он подъехал. Подцепили мою машину, отбуксировали, а в восемь, как положено, заступили на дежурство.
Вот тогда я и подумал, как важно, когда есть человек, которому можно позвонить в три часа ночи».
Юрий был всегда внимателен к людям.
Так случилось, что один из его друзей оказался в подразделении на дежурстве, когда другие сотрудники группы действовали в «Норд-Осте». Разумеется, кто не попал на операцию, были расстроены, в чем-то даже обижены: вроде как не доверяют им. Хотя каждый понимает: боец группы находится там, где ему прикажут. И на дежурстве кому-то надо быть. И тем не менее…
Возвратились после «Норд-Оста» сотрудники, Юрий разыскал друга:
— Ты чего скис, нос повесил? — спрашивает.
— Не знаешь что ли. Вы там, а мы.
В общем, поговорили и разошлись. Казалось бы, ничего особенного не произошло. Но Данилин думал иначе.
Через несколько дней бойцы, принимавшие участие в штурме театрального центра на Дубровке, решили собраться своим кругом, посидеть, обсудить тонкости прошедшей операции. И Юра решил взять на эти посиделки друга. Тот отказывался, мол, не место мне там, я не участвовал, буду сидеть, хлопать глазами.