Спецназ Лысой Горы
Шрифт:
Только черный и только белый. На самом деле так не бывает. Никогда. В белом всегда немного черного, в черном – белого. Даже в самой ослепительно-белой снежинке можно найти все цвета и оттенки. В самом черном-пречерном кусочке угля, вытащенном со дна километровой шахты, есть синий и зеленый, капелька золотого и совсем чуть-чуть белоснежного – где-то там, в самой сердцевине уголька.
Но Таша очутилась в месте, где все было будто нарисовано черной тушью на белоснежном листе.
Справа от Таши черные столбы деревьев вырастали из черной земли. То ли листья, то ли обрывки сгоревшей бумаги повисли на ветках. И белое небо,
Черная земля была настолько ровной, что скорее напоминала лед или застывшую смолу. Было непонятно, как что-то из нее может расти. Таше даже захотелось попробовать прокатиться по этому черному льду. Лишь чуть-чуть оттолкнувшись, она заскользила все быстрее и быстрее к странному лесу. Вдруг впереди стал виден конец земли. Видимо, в этом месте край земли и был – и Натали катилась к нему, чтобы упасть из черного в белое. Таша изо всех сил пыталась проснуться, потому что такое могло случиться только во сне. Проснуться не получалось, а край был всё ближе и ближе. Последняя попытка девочки затормозить привела лишь к тому, что она упала, пребольно ударилась, но скользить не перестала. Вот уже ее нога пересекла край… и ничего не случилось. Она не зависла в воздухе. Край земли оказался просто краем черной земли. За ним земля становилась белой, но всё такой же твердой. Таша всё же остановилась. Осторожно, боясь снова упасть, поднялась. Ее правая нога стояла на белом, левая – на черном. Это совершенно точно был сон… Если бы только не болело колено, на которое она грохнулась. Во сне синяков не бывает. Таша моргнула. Картина, открывшаяся перед ее глазами, вывернулась наизнанку: небо, миг назад бывшее белым, стало черным, зато впереди – там, где земля была белой, обнаружились белые деревья, теперь они стали видны. Почему-то не стало темно. Вероятно, в этом месте всегда было светло… Или наоборот – всегда было темно… В общем, было черным-бело…
– Натали…
Голос, произнесший имя девочки, был голосом доброй и обязательно очень красивой феи. Таша резко обернулась, так что чуть снова не упала на скользкую двуцветную землю, и не поверила своим глазам. Вместо феи в трех шагах от нее стояла самая настоящая Баба-Яга. Ростом под три метра, с ужасно длинными ушами, огромным носом и подбородком, который заканчивался где-то на груди. Ко всему она еще и была согнута в три погибели, иначе ее рост был бы не три, а все четыре метра.
– Здравствуй, Натали!
У чудовища, кроме замечательного голоса, были еще и чудесные глаза – добрые, ярко-синие. Таша не боялась – ни капельки. Если это была Баба-Яга, то добрая. Почему-то не верилось, что она собирается кого-то есть. Разве можно есть людей и при этом разговаривать таким чудесным голосом и смотреть на мир такими добрыми глазами?
Ее большие ноги мягко ступали по земле – совершенно не скользя. Рука Таши утонула в ее теплой сухой ладони, а впереди – как раз на границе черной и белой земли – перед ними постепенно вырастал домик. Из обычного дерева тысячи оттенков коричневого. Такой красивый, такой желанный.
Яга открыла дверь и впустила Натали в дом. Только сейчас Таша поняла, что она страшно замерзла. А в домике было тепло, и в самом настоящем очаге весело трещали дрова.
– Вот ты и дома, Ташенька.
Натали не задумалась над словами хозяйки домика. Она уверенно забралась на одно из кресел, стоявших у очага, и укрылась лежавшим на нем лоскутным одеялом. Яга что-то говорила, но Натали ее не слышала – она спала. Иногда такое бывает: так хочешь спать, что спишь даже во сне. Если только это был сон.
Глава третья
Открытая дверь
Если какой-нибудь маньяк начнет похищать мужчин хорошенько за сорок, его даже искать не будут.
Месяц пролетел так быстро, будто вместо одного листика календаря оторвали сразу все тридцать: только что было десятое – и снова те же цифры, только уже не сентябрь, а октябрь. Кажется, природа тоже не заметила, что прошел целый месяц, жара стояла на улице совершенно не осенняя. Время замерло, несмотря на тиканье армий часов и бесконечное кружение дня и ночи.
Натали не нашлась, и в доме у нее все замерло. Что-то делать значило согласиться, что мама – уже вовсе не мама, да и папа – не папа. Потому что, если нет ребенка, то и родители – не родители, а так – обычные люди.
Полиция все-таки попыталась что-то сделать, но у нее ничего не получилось. Не получилось найти даже странных проверяющих. Кроме Мишеля Алези их никто не мог даже вспомнить. Куда-то делась даже визитка, оставленная одним из них – Питером Аньелли.
Кажется, невидимая стена окружила дом Натали, знакомые будто стали чужими, а чужие и вовсе перестали замечать. Осталось только ожидание.
Мама так устроена. Она ждет свою дочку, даже если точно знает, что та не придет. Отец устроен иначе. У него в голове еще куча всяких ожиданий, поэтому ему чаще удается забывать о том, что он кого-то ждет.
Оттого, когда раздался звонок в дверь, мадам Алези вздрогнула, а Мишель только удивился. На самом деле в последние дни к ним перестали звонить – даже по телефону. Наверное, это такое правило, когда сам много звонишь, тебе звонить перестают. За дверью не хотели ждать, пока Мари перестанет вздрагивать, а Мишель удивляться – чей-то палец не хотел отпускать кнопку.
Мишель открыл бы дверь быстрее, если бы вспомнил, что он её забыл закрыть, а так – он сначала, вместо того чтобы открыть замок, закрыл его, а потом все никак не мог сообразить, отчего дверь не хочет поддаться. Звонок всё не унимался, в какой-то момент Алези подумал: скорее всего, это вовсе никто не пришел, а просто замыкание, вот и звенит. Впрочем, открыть дверь пришлось бы и в этом случае.
Лампочка в парадном уже прожила свой срок, а новая ей на смену еще не пришла, поэтому первое, что бросилось в глаза, – чернота за дверьми. То, что чернота эта – не пустота, а черное в черном, стало понятно, только когда на пороге показались два человека в толстых черных костюмах. Шагнув в прихожую, они долго не решались сделать следующий шаг, внимательно озираясь вокруг. Вид папы Натали, встречавшего их в полном одиночестве, их не то что расстроил, но разочаровал. Вероятно, они ожидали, что их будут встречать серьезнее. Например, спецназ, а может, красивые девушки из группы поддержки баскетбольного клуба. А может, Мишелю Алези просто так показалось.
– Эрик? – Тонкий и худой печально вздохнул, признаваясь, что это его имя. – А вы Питер? – На этот раз пришла очередь вздыхать гостю пониже. На память Мишель Алези никогда не жаловался, а все события, которые произошли перед исчезновением дочери, он помнил будто и часа не прошло…
– Ваши раны зажили? – Действительно, на голове Эрика не было и намека на рану.
– У нас всё быстро заживает… – Эрик запнулся, будто сказал что-то не то, потом махнул рукой и наконец-то сделал следующий шаг…