Спецназ не сдается
Шрифт:
Сенатору было непривычно видеть двух людей, прохаживающихся по необъятной территории его «двора». Сейчас он чувствовал себя чужим даже внутри дома. Как вор, он затаился у окна и между молочными полосками жалюзи видел свои недовольные, напряженные глаза, отражающиеся в стекле.
«Он не поверит...»
У сенатора появилось желание взять в руки цейсовский бинокль и разглядеть лицо командира группы боевых пловцов. Для капитана усадьба сенатора — лишь демонстрация возможностей хозяина. Однако по ней капитан Моравец мог составить представление только о его финансовой мощи или благосостоянии. А вот что касается
Предложение Козырина провести решающий раунд переговоров с командиром «Гранита» в показательном стиле сенатору понравилось. Не в каком-нибудь даже престижном ресторане, а действительно среди роскоши, где каждая вещь носила ценник. Моравец никогда не узнает, кто хозяин этого дома; он может позавидовать своему собеседнику — Виталию Козырину, который привез капитана на сенаторском «Ауди» в окружении профессиональных охранников действительно как к себе домой; и все относились к нему уважительно, называя Виталием Николаевичем. Но разговор Козырин ведет не от своего имени. В основном подполковник оперирует словом «мы», лишь изредка сбиваясь на "я". А капитан, человек флотский, наверняка знает притчу, которую принято рассказывать на флоте молодым командирам: "Я вышел в море, Я дал полный ход, Я увидел противника, но Мы сели на мель".
Сейчас Козырин даст полный ход, а на мель сядет вся сенаторская команда.
«Моряки, мать их!» — выругался Воеводин. Поймет один другого? И как капитан отнесется к работе, если его будут обуревать сомнения относительно личности Козырина? Собственно, вопрос лишний, поскольку сомнения не позволят капитану принять предложение президента СВС. Ему проще отказаться.
А шанс с капитаном неплохой, он же сейчас и на ближайшую перспективу — единственный.
Поймут они друг друга или нет?
Один раз уже поняли, когда один дал деньги, а другой взял их.
Позволит ли Яков Моравец втянуть себя в этот денежный круговорот, выбраться из которого удается далеко не каждому?
— Сукин сын! — вслух ругнулся сенатор на помощника. — Он испортит все дело.
Кто он для Якова? Безымянный человек, пусть и богатый. Тут нужен не «козырь», а джокер. Пора появляться, решился сенатор.
Набросив на плечи куртку, Алексей Воеводин вышел из дома. Рванувшиеся к нему доберманы были остановлены его резким окриком, долетевшим и до гостей:
— На место!
Вот и хозяин появился. Это стало понятно всем — и людям, и животным.
Собаки, поджав хвосты, потрусили к воротам, где стояли две бревенчатые конуры. Они как две капли воды походили на домики для раздачи новогодних подарков.
Повернув лишь голову, Воеводин изобразил рукой подзывающий жест. Когда Виталий и Яков приблизились, сенатор направил колючий взгляд на помощника:
— Сходи-ка посмотри, не пришел ли мне факс. — И продолжил без паузы, глядя на капитана: — Знаете меня?
Разумеется, Яков слышал имя генерала КГБ Алексея Александровича Воеводина, неоднократно видел высокопоставленного чиновника на экране телевизора. Одно время он не сходил с экранов, его приглашали то на одно ток-шоу, то на другое, брали интервью у подъезда Совета Федерации. Вживую же увидел его впервые; на удивление, он оказался небольшого роста. Может, по сравнению с атлетически сложенным Виталием
— Да, товарищ генерал, — ответил капитан.
— Называйте меня по имени-отчеству. Помните?
— Да, Алексей Александрович.
— Вот и отлично. Не будем касаться темы, по которой вы и ваши товарищи прибыли в столицу. Хотя... почему бы и нет? Почему бы не поговорить о ваших сослуживцах? В вашем отряде есть четкие разграничения по агентурной работе? Кто из тех, кто прибыл с вами в столицу, теснее других связан с бакинской резидентурой ГРУ?
Таким человеком являлся сам Яков Моравец.
СПРАВКА
Бакинская резидентура укомплектована офицерами российской военной разведки, имеющими «большой опыт работы в Закавказье, Средиземноморском регионе и странах Среднего Востока». Это позволило ГРУ практически в реальном режиме времени отслеживать ход переговоров между Баку и Вашингтоном.
— Не хотите отвечать? Тогда, быть может, назовете причину, по которой вы в ресторане «Гранд» получили крупную сумму в долларах? Интересно, хватит этих денег на то, чтобы купить вакансию вулканолога на Камчатке?
Сенатор прикурил, щелчком отбросил спичку, проследив за ее недолгим полетом, и по привычке пустился как бы в размышления вслух:
— Знаете, Яков Николаевич, бытует мнение, что, когда речь заходит о деньгах, все говорят о долге. Поначалу я спорил с ним, а потом подумал:
«Черт возьми, о каком долге идет речь?» Долге перед страной, государством, народом? Или денежном долге? Тогда, выходит, это мнение — не что иное, как каламбур. Кто-то очень умный заложил в него несколько значений. И наша с вами беседа может пройти в двух направлениях. Все зависит от вас, какую форму разговора вы изберете. Только не забывайте, что вашим собеседником является глава Комитета по госконтролю за органами внешней разведки. А у меня их пять, — хозяин растопырил пятерню, подержал у лица и как-то зло сжал пальцы в кулак. — Не буду ходить вокруг да около. Хочешь работать на меня? — жестко спросил сенатор, переходя на «ты». — Или спрошу по-другому: хочешь иметь приличные деньги? На порядок выше, чем ты получал в «Гранде». Деньги эти, между прочим, были мои.
«Молодец! — похвалил себя Моравец. — Ты получил деньги от куратора органов внешней разведки».
— Каким образом? — наконец ответил Яков. — Мне придется уволиться со службы?
— Нет, — сенатор категорично выставил ладонь. — Ты будешь получать официальные приказы от своих начальников, а коррективы к ним — от меня или моих людей. Причем от приказа не отступишь ни на шаг. Я могу сделать твою жизнь красивой и сытной, а могу оставить все как есть. Пройдем в дом.
И там капитан увидел огромную гостиную с двумя каминами, отделанными мрамором, дивную лепнину на потолке, витые лестницы с дубовыми перилами, подлинные картины мастеров XVIII — XIX веков и многое, многое другое. Вряд ли его глаза стали проводником зависти, однако он все видел, впитывал в себя, думал, что и у него жизнь может круто измениться. На какой-то момент ему показалось, что ступал он по газону своей «дачи», что гостиная с мебелью из ценных пород дерева — тоже его.