Спецназ обиды не прощает

Костюченко Евгений Николаевич ""

— Я не знаю, чем ты еще хотел пополнить коллекцию, — сказал Фима. — Вот, прихватил просто на всякий случай… Я, конечно, понимаю, что это не совсем твоя тема… Не твой формат, конечно. Но с исторической точки зрения вполне подошел бы. Если бы ты собирал грузовики, то это «студебеккер».

Это был армейский кольт М-1911. Клейн залюбовался его устрашающими формами, и это не ускользнуло от Фимы.

— Товарищ тоже коллекционер?

— Начинающий, — сказал Зубов. — Возьмешь?

—

Я не взял с собой таких денег, — Клейн покачал головой.

— Ты можешь махнуться. Я могу показать твои экземпляры, — Зубов достал из карманов плаща два трофейных пистолета. — Вот. Простенько и со вкусом, поздний соцреализм. Вариации на темы Вальтера. Меняем два к одному.

— Не смеши меня, — сказал Фима. — Ты же серьезный собиратель. Какие два к одному? Куда я дену этот мертвый груз?

— Пригодится для обмена, — подсказал Зубов. — Все мы начинали с соцреализма.

— Не надо уже на меня давить, — капризно сказал Фима, протирая стволы замшевым лоскутком. — Ты не на работе. Два к одному? Но материалы для «студебеккера» отдельно? Естественно, это довольно дорогие материалы, но вы же не собираетесь их тратить, как семечки? Я взял с собой только две упаковки, и это все, что было.

— Хватит, — сказал Зубов. — Хватит на всю жизнь.

Глава 8

В дорогу

Утром его разбудила Рена. Весь остаток ночи он бродил с ней по Старой Крепости, пытаясь найти тот самый ресторанчик, где когда-то хорошо посидел с Вагифом. Но везде они упирались в закрытые железные двери, и везде пахло гарью. Ему снилось, что все вдруг затянуло дымом, и голос Рены пробивался глухо и невнятно: «Позвони мне, обязательно позвони».

Еще не совсем проснувшись, он нащупал свой мобильник. Аккумулятор подсел и мог отказать в любой момент, а подзарядить его было негде. И все-таки позвонить обязательно надо. Такой сон неспроста, ох и неспроста…

Полковник Клейн не верил в вещие сны. Сновидения казались ему шифровкой, причем шифра не знает никто, и можно только догадываться о содержании сообщения. Звонить Рене он не стал, потому что это был бы бесполезный звонок. Гораздо важнее было сейчас связаться с опером Гасановым.

— Салам, начальник.

— Сам начальник, — отозвался опер Гасанов. — Ты откуда?

— Пока из Питера.

— Что, на самолет опоздал? Я тебя ждал. Мама стол накрыла, так ждали тебя.

— Извини, брат, — сказал Клейн. — Постараюсь добраться своим ходом. Есть новости?

— Есть, но лучше бы не было. Все, как ты спрашивал.

— Можешь говорить?

— Как ты говорил, нашлись два мужика. Не местные. На промыслах, где качалки старые, знаешь?

— Какие-то приметы есть?

— Прилично одеты. Без документов. Огнестрелка.

— Когда? — спросил Клейн внезапно севшим голосом. — Когда случилось, когда нашли, можешь сейчас сказать?

— Случилось ночью. Люди слышали, как стреляют.

— Ты сам их видел?

— Пока нет. Они лежат в хорошем месте, приедешь, спокойно посмотришь. Никто их не знает. Люди говорят, они только вчера прилетели. Не вчера, а послевчера.

— Позавчера, — поправил Клейн.

— Э, какая разница? Главное, что ты понял, да, — засмеялся Гасанов. — Слушай, вчера от вас целая делегация прилетела. Я думал, ты с ними будешь. Очень приличные мужики. Как инкубаторские, одинаковые. Ваш автобус встречал, «океанский».

— Брат, ты Рену знаешь? — спросил Клейн, чувствуя, что горло пересохло. — Мою Рену?

— Твою Рену? Вагифа Рену? Конечно, знаю.

— Ты можешь у нее посидеть, пока я не приеду?

— Как посидеть?

— Чтобы ничего не случилось.

— Понял, брат. Не волнуйся, брат. Говори адрес.

Он сидел на полу, натянув на плечи колючее одеяло. Рядом лежал Степан Зубов под таким же одеялом. За столом перед ним сидели две девчонки лет десяти-двенадцати в джинсах и вязаных кофточках. В комнате пахло жареной картошкой.

— Доброе утро, товарищи, — сказал полковник Клейн.

— Здрасьте… Мама сказала, чтоб вы картошку ели.

— Ну, если мама сказала, придется есть. А умыться где-нибудь можно?

— Алена, покажи, — приказала девчонка постарше.

Через длинный коридор, заставленный всякой рухлядью, Клейн добрался до просторной и темной кухни. На газовой плите в двух цинковых ведрах кипятилось белье. Пена сползала по ведрам к огню и с шипением исчезала, наполняя воздух тяжелым и резким запахом. Толстая тетка в махровом халате резала лук. За другим столом сидел изможденный мужик в оранжевом грязном жилете. Он разминал папиросу, стряхивая табачные крошки в тарелку с остатками макарон.

Пока Клейн умывался над раковиной, ловя струйку холодной воды из бурого крана, девчонка стояла рядом. Она подала ему белоснежное льняное полотенце, от которого пахло лимоном.

— Этот какой-то новый, — услышал он голос мужика, прижимая полотенце к лицу. — А Стяпана, значить, нахуй?

Клейн оглянулся на мужика, и тот застыл с зажженной спичкой. Пламя обожгло ему пальцы, он ахнул и сунул их в рот.

Девчонка потянула Клейна за рукав, и он пошел за ней. За его спиной тетка зашипела что-то тревожное, и мужик отвечал ей вполголоса: «А чего он смотрит! Чего он смотрит!»