Спецназ обиды не прощает
Шрифт:
— Все кончится? Интересно, чем?
— Мы забираем эту важную персону.
— Кто это «мы»? — спросил Клейн.
— Вам-то какая разница? Вы знаете меня, этого достаточно.
— Более чем достаточно. Но у меня были другие планы насчет этой важной персоны.
— Понимаю, — сказал Шалаков. — Вы имеете в виду обмен на другую важную персону. Обмен состоится в лучшем виде. Но заниматься этим будем уже мы, а не вы.
— Надо подумать, — сказал Клейн.
— Не старайтесь выиграть время. Вы же не собираетесь ничего обдумывать, вы просто тянете время. Не надо. Вам совершенно
— И все-таки я прошу дать мне время на размышление, — сказал Клейн. — Слишком много информации. Надо все разложить по полочкам.
— Какой информации? — удивился Шалаков. — Неужели вы услышали от меня что-то новое?
— Услышал. Увидел. Заметил. Надо обдумать, — сказал Клейн.
— Думайте, Герман Иванович, думайте, — сказал Шалаков. — Через полчаса мы будем на месте, и там некогда будет думать. Там надо будет отвечать быстро и четко. А пока, что же, думайте.
В одном Шалаков был прав: Клейн тянул время. Как только он узнал, что ребята живы, ситуация перестала казаться безнадежной. Кот где-то рядом. Маузер наверняка видел все, и наверняка забудет их благоразумный уговор. И оставалось только дождаться, когда ребята начнут действовать.
Самое тяжелое позади. Самым тяжелым было видеть, как Рена одевается у выхода и оглядывается, что бы взять с собой? Она успела бросить в сумку пачку печенья и коробку с конструктором «лего», потянулась за косметичкой, но не взяла, и конвоир подтолкнул ее к выходу. И сонный Эльдарчик тащит за собой пластиковый пакет с вещами.
Все это было отвратительно и непонятно. Куда их уводят и зачем? Как здесь оказался Шалаков, и почему ему подчиняются все эти мордовороты в милицейском камуфляже, заполнившие квартиру? И где Гасанов? На столе в кухне остался стаканчик с недопитым чаем, и пиджак с засаленным воротником висел на стуле. Не мог же он уйти без пиджака. Да он и в пиджаке не мог уйти, не дождавшись Клейна. Неужели и он подчиняется Шалакову?
В молодости Клейна приучили не размышлять. Не задавать ненужных вопросов ни начальству, ни самому себе. Став постарше и посвободнее, он понемногу привык сам докапываться до сути некоторых вещей. А пройдя через первую свою войну, он понял, что совершенно необходимо иметь в голове точную картину происходящего. Вслепую много не навоюешь. Чтобы выжить, надо много знать. Кто противник, где он, насколько силен, и самое главное — чего он хочет.
Сейчас он не понимал, чего хочет противник. Зачем Шалакову чеченец? Может быть, он собирается освободить прокурора сам? А может быть, Шалаков работает на прокурорских?
Клейна бросило в жар от этой мысли.
Шалаков работает на прокурорских, то есть на президента? И обеспечивает обмен со своей стороны? И точно так же, как Клейн, ничего не знает о работе своих соседей слева и справа?
Похоже на правду, очень похоже. Сюда вписывается и шишковатая родня в Москве. И выясняется, за какие такие скрытые достоинства президент полюбил Шалакова. И понятно, как Шалаков мог удалить Гасанова — пара звонков начальству, и все. Люди в синих мундирах всегда могут договориться.
Это выглядело очень правдоподобно. Тогда что же, Шалаков — союзник? Получается, что ему надо помогать.
Если забыть о Ромке.
Я не знаю, на кого работает Миша Шалаков, сказал себе Клейн. Но его люди убили моего друга.
Господин президент! Похоже, вы не доверяли мне с самого начала. Похоже, за мной следили очень пристально и грамотно. И я, и мои друзья были на мушке. Но если это так, то теперь мне плевать на все ваши проблемы. Пускай теперь Шалаков спасает вашего брата. А я буду спасать своих. И что самое интересное — мои будут спасать меня. И им точно так же наплевать на все ваши проблемы.
Это только версия, сказал он себе. Это всего лишь предположение. Шалаков может работать и на чеченцев, и на каких-нибудь конкурентов холдинга, или просто на бандитов. Правда, остальные версии выглядят не так убедительно. Но в любом случае, вот он — конкретный противник, сидит на переднем сиденье и что-то бормочет по-английски. Если ему сейчас рубануть локтем пониже уха, то-то конвоиры удивятся… Клейн задержал дыхание, чтобы остыть.
Не можешь драться — веди переговоры. Однажды в Афганистане ему пришлось сопровождать на враждебную территорию неприметного человечка. На лицо — типичный кандагарский дуканщик, но одет почти как вождь племени, только без дорогого оружия. Это был знаменитый переговорщик. Между прочим, коренной ленинградец. Восемь часов, полноценную рабочую смену просидел он за одним столом с муллой Абазом. Клейн с тремя ребятами томились в одном углу шатра, из другого глядели на них семеро нукеров Абаза. За жизнь переговорщика отвечал лично Клейн: в случае осложнения ситуации он должен был убить его раньше, чем погибнет сам.
Переговоры шли тяжело, но кончились миром. Группа Клейна благополучно вернулась. А на этом участке уже не стреляли до самого Вывода.
Тогда-то Клейн и узнал про три правила переговоров. Уважение. Непрерывность. Никаких обещаний. Наверно, есть и другие правила, но в его практике хватало и этих трех.
Показать свое уважение к Шалакову ему было нетрудно, потому что конвоиры, стиснув Клейна с боков, удерживали его от проявления иных чувств. Обещать ему было нечего. Труднее было с непрерывностью. Следовало заговаривать зубы, вешать лапшу и нести пургу, лишь бы не нарушался контакт. Пока есть контакт, не убивают. А сейчас Клейн боялся только одного — он боялся, что начнут убивать свидетелей.
Его не страшили обещанные пытки. Он знал, что человек способен выдержать гораздо больше, чем ему могут предложить.
Кроме того, он и не собирался молчать. Спрашивайте — отвечаем. Ему нечего было скрывать. Потому что группа Кота должна была прибыть на квартиру к Рене. И не прибыла. Значит, ребята нашли другое укрытие.
Значит, что-то могло насторожить их по дороге, и они подстраховались.
Значит, надо проверить то самое незаметное звено в цепочке — тех, кто встречал Кота в аэропорту.