Спецоперация «Дочь». Светлана Сталина
Шрифт:
Будем говорить спокойно, ведь мы сосчитали до 20-ти, оба.
Конечно, случайностью этот день не был. Случайной получилась та форма, в которой я взбунтовалась против вас, и к этой случайной и грубой форме последним толчком была тоже, может быть, случайная причина, не в этом дело. Протест всё равно был бы, и бунт был бы против вас, может быть немного позже, но неизбежно. Понимаете, Витя, и вы и я, оба мы, попали в очень трудную полосу. Вы – в своём, я – в своём, и все люди, как я говорила уже – каждый по-своему, и обще, и по-разному. В такие дни наступает кризис и в человеческих отношениях. То, что я перенесла за март – не дай вам бог – я это говорю потому, что реакцией на всё это было для меня наступление дурной, мрачной полосы. И чем менее дороги стали мне в эти дни все остальные мои друзья и знакомые, тем дороже стали вы, ваша фигура выросла гиперболически, и заняла, может быть слишком большое место. Надо вам сказать, что я инстинктивно чувствовала, что мы с вами идём, как по краю пропасти, что нам обоим трудно. У меня была здоровая мысль, что может быть надо нам не встречаться какое-то время, потому что мне было страшно, что весь запас яда – которому и не вы виною – может когда угодно обрушиться на вас, потому просто, что ближе вас никого нет для меня. Та разница между нами, о которой я уже говорила, не раз заставляла меня чувствовать горечь, обиду, даже злобу на вас – из-за того, что мне было дико и непонятно как, зачем вы вот так безропотно и пассивно даёте разъедать себя вашему скептицизму, мне было дико, почему вы боитесь верить себе и своему чувству, зачем и меня все заставляете сомневаться в моих чувствах – я не собираюсь сейчас считать обиды, я хочу сказать, что и это выросло до гиперболических размеров в моём сознании, и отсюда – немудрено – что взрыв получился таким бурным и громким.
Ну, об этом хватит, это мы, кажется, уже с вами заслужили.
Теперь самое главное.
Кризис прошёл. Неудивительно, что он случился именно в эти дни; я думаю, что это говорит только о богатстве нашей с вами дружбы, потому что действительно нет ничего в жизни, что для нас с вами не было бы содержанием нашей дружбы, мы с вами не оставили места ни для чего, что бы не было как-то связано с дружбой, поэтому сейчас так тяжело.
Вы можете говорить мне сколько угодно о том, что у вас хорошее настроение и что вы прекрасно занимаетесь – я в это никогда не поверю. Слишком много было у нас общего, слишком много сломалось, и иметь хорошее настроение можно только назло самому себе.
Сейчас – струна какая-то лопнула, и у вас, и у меня – не скрою. Вы – я вижу, мой друг дорогой, хотите спастись покоем, работой, будь что будет, если восстановится потерянное – значит судьба, не восстановится – значит не судьба, значит и не было ничего настоящего, если так легко сломалось, значит вообще так тому и быть – вот что вы думаете. И хотите просидеть в вашей “ракушке” какое-то время, после которого будет видно, восстановилось или не восстановилось, пришло опять или не пришло, вернулось всё чудесное, что было, или не вернется. Так? Так. Так вы думаете.
Так вот, чтобы вы знали, что я думаю обо всём этом – я могу сказать об этом несчастии, об этом горе, свалившемся на нас с вами – чтобы вы знали, я и пишу вам. Пишу, потому что говорить всё это у меня сил нету, я не Геракл, а обыкновенная женщина с довольно истрёпанными нервишками.
У Блока есть стихи об интеллигентах:
“Что делать? Изверившись в счастьеот смеха мы сходим с ума,и пьяные, с улицы смотримкак рушатся наши дома”.Это очень хороший образ – люди стоят на улице, смотрят как их дом покачнулся, дал трещину, грозит разрушиться – а они смотрят, и вместо того, чтобы войти внутрь, найти, где трещина, что надо починить, где поставить подпорку, вместо этого смотрят с улицы, смеясь тем самым проклятым скептическим смехом, который… ну и так далее, тут можно вспомнить и стихи Брюсова, и статьи Горького после революции 1905 года – всё это написано против интеллигентского индивидуализма, скепсиса, неверия, и т. д.
Да разве вы такой, Витя?
Да нет же, милый, да загляните вы в свою душу – а не на портрет, где собраны все ваши недостатки, которые вы усиленно выдаете за себя – вы ведь сильный, мужественный, жизнерадостный человек, вам бы не только свой дом зараз починить, да и другим помочь сил хватит!
Ну, а я думаю вот что. Конечно, дружбе нашей с вами, и нашей любви (позволю себе назвать вещи своими именами), много достаётся, и кто знает, какие ещё будут испытания. Но я верю, что этот дом слишком крепок и стоит на прочном фундаменте, для того, чтобы так легко было его разрушить. Только надо ведь следить за ним изнутри, голубчик, не надо допускать трещин, пусть маленьких. Отношения человеческие, как деревце – надо ухаживать за ним, поливать, снимать вредителей – а не смотреть со стороны: начнёт сохнуть или не начнёт? Деревце – как ваша сирень сорта viva sapata. Вот эта сиренька стоит сейчас у меня на балконе и пьёт весенний дождь; а когда на улице было ещё холодно, я ей устраивала душ в ванной. Она и зеленеет, и ещё зацветет…
Знаете, милый мой друг, я в жизни своей тоже немало хорошего разрушила по своей вине. И за пятое апреля я беру вину целиком на себя. Но я верю, что двое друзей, связанных не недельным знакомством, испытавшие вместе, бок о бок, и столько хорошего, и столько же трудностей, станут друзьями ещё более честными, преданными, взыскательными друг к другу и к себе. Мы тратили много энергии ума на анализирование недостатков друг друга – давайте затратим хотя бы часть этой силы на осознание того, как нужны мы друг другу.
Верно, Витя, мы с вами ещё очень пригодимся друг другу, и я – вам, и вы – мне, много сделаем хорошего и радостного – ещё больше, чем было за год нашей дружбы. Взаимная помощь наша нужна друг другу, и, верьте, ваша суровая, и подчас слишком жестокая дружба ко мне даёт мне всё-таки очень много сил и счастья. И не с точки зрения жалости ко мне подумайте вы о том, что мы друг другу нужны ещё будем – а с той точки зрения, что не зря и не случайно встретились наши с вами судьбы, что несмотря на все трудности и помехи всё-таки созданы мы с вами друг для друга, и пренебрегать этим, выбрасывать это лучшее, что есть на земле, для двух взрослых, и всё-таки уже немало видевших людей – просто непростительное преступление. Нелегко было строить – не надо давать разрушать.
Конец ознакомительного фрагмента.