Спектроскоп души
Шрифт:
– Великолепно! – с энтузиазмом воскликнул профессор. – Вы внесете неоценимый вклад в психологическую науку. Вскоре ваша психика станет чистым листом, вакуумом… О милостивый Боже! А это еще что такое?
– Это всего лишь крик совы, – ответил я, проследив, как большая серая птица, с которой я уже познакомился, громко хлопая крыльями, влетает в дыру на крыше и садится на клетку сверху.
Калькариус с интересом вгляделся в сову, а та, в свою очередь, строго уставилась на него.
– Кто знает, – заметил герр профессор, – может быть, в эту сову переселилась душа какого-то великого покойного философа… Скажем, Пифагора или Плотина… А, может, дух самого Сократа нашел себе временное убежище под этими перьями…
Я признался, что у меня тоже мелькали подобные мысли.
– В этом случае, – продолжал профессор, – вам необходимо только изгнать собственную личность, уничтожить свою индивидуальность, чтобы принять в свое тело эту великую душу. Моя интуиция подсказывает, что это именно Сократ в поисках входа кружит вокруг вашей психики. Не сдавайтесь, мой драгоценный юный ученик, упорно продолжайте свой эксперимент, и психологическая наука… О небо! Это кто? Сам дьявол?
Это была огромная серая крыса, моя привычная ночная гостья. Это чудовищное существо за свою, наверно, столетнюю жизнь вымахало с небольшого терьера. Ее усы были совершенно белые и необычайно толстые. Ее огромные нижние клыки выросли и изогнулись так, что, казалось, вот-вот проткнут ее собственный череп. Ее кроваво-красные глаза были невероятно широкими. Углы ее пасти искривились и задрались кверху, придавая ее морде выражение сатанинской злобы, которое редко встретишь даже у человека. Она была слишком стара и опытна, чтобы грызть проволоку, так что просто уселась снаружи, пронзая нас взглядом, полным невероятной ненависти. Профессора била дрожь. Через некоторое время крыса отвернулась, постучала хвостом по проволочной сетке и исчезла в темноте. Профессор Калькариус с облегчением перевел дух и вскоре захрапел так оглушительно, что ни совы, ни крысы, ни привидения больше не решились приблизиться к нам до самого рассвета.
Уходя, профессор обещал посетить меня снова. Однако, когда подошло время обещанного визита, мне уже удалось так глубоко погрузиться в чисто животное существование, что мои интеллектуальные и моральные качества практически стерлись, и грядущее появление Калькариуса не вызывало у меня интереса. Гансик, занимавшийся моим снабжением, заболел корью, и доставка мне пищи и вина легла на прелестные плечики его сестры Эммы, белокурой восемнадцатилетней девицы, взбиравшейся по крутой тропе с грацией и ловкостью газели. Эта маленькая простушка по собственной воле рассказала мне историю своей безыскусной любви. Фриц был солдатом в армии императора Вильгельма. Сейчас он служил в гарнизоне города Кельна. Они надеялись, что за храбрость и преданность ему вскоре присвоят звание лейтенанта, и тогда он вернется домой, и они поженятся. Она скопила небольшую сумму от продажи молока и послала эти деньги ему для приобретения офицерского патента. Я никогда не видел Фрица? Нет? Он красивый и добрый, и она любит его больше всего на свете.
Весь этот лепет вызвал у меня не больше романтического интереса и волнения, чем доказательство постулата Эвклида, и я поздравил себя с тем, что моя старая душа уже почти испарилась. Каждую ночь серая сова устраивалась надо мной. Я понимал, что Сократ с нетерпением ждет момента, когда сможет овладеть моим телом, и жаждал поскорее открыть свою грудь для этого великого духа. Каждую ночь к клетке приходила и мерзкая крыса, которая сверлила меня сквозь проволочную сетку своим пронзительным взглядом. Ее холодная, пренебрежительная угроза, как ни странно, очень раздражала меня. У меня так и чесались руки достать ее из-за сетки и придушить, но я опасался ее ядовитого укуса.
Моя собственная душа к этому времени, если можно так выразиться, почти совсем захирела от полной невостребованности. Сова одобрительно разглядывала меня своими огромными дружелюбными глазами. Казалось, в них горит благородный дух, который шепчет: «Я приду, как только ты будешь готов!» А потом, повернувшись, я встречал сатанинский взгляд чудовищной крысы, чьи злоба и ехидство возвращали меня на землю с ее ненавистью и враждой.
Отвращение к омерзительной твари оставалась единственным напоминанием о моей старой натуре. Когда ее не было рядом, моя душа, казалось, кружила вокруг тела в полной готовности взмахнуть крыльями и покинуть его навсегда. Но стоило ей появиться, как ненависть и гадливость мгновенно перечеркивали все мои достижения, и я снова становился самим собой. Я чувствовал, что для успеха моего эксперимента необходимо, чтобы проклятое существо, перекрывавшее дорогу великой душе древнего философа, было устранено ценой любых жертв, невзирая на опасность.
– Я убью тебя, мерзкая скотина! – крикнул я крысе. – И тогда мое освобожденное тело займет душа Сократа, которая только и ждет этого.
Крыса посмотрела на меня своими зловредными глазищами и ухмыльнулась еще ехиднее, чем обычно. Я приподнял угол проволочной сетки и отчаянно набросился на своего врага. Ухватив крысу за хвост, я подтащил ее к себе и стал ломать кости ее гнусных лап, на ощупь отыскивая голову. Когда обе мои руки нашли ее горло, я изо всех сил сдавил его, стараясь лишить крысу жизни. Не щадя себя в стремлении достичь своей цели, я рвал и кромсал тело своей мерзкой жертвы. Задыхаясь, крыса открыла пасть, пронзительно закричала от дикой боли и тут же обмякла и затихла. Моя ненависть была удовлетворена, последняя страсть исчерпана, и я мог теперь свободно принять в свое тело дух Сократа.
Когда я пробудился от долгого и глубокого сна, события прошедшей ночи, да и всей моей предшествующей жизни превратились в смутные воспоминания о какой-то истории, прочитанной много лет назад.
Сова исчезла, изуродованный труп крысы лежал рядом со мной. Даже после смерти на ее морде сохранилась все та же ужасающая ухмылка. Сейчас она выглядела как триумфальный оскал сатаны.
Я встал и встряхнулся, отогнав дремоту. Мне показалось, что мои жилы наливаются новой жизнью. Меня наполнил живой интерес к окружающему миру, я рвался к людям, чтобы с головой погрузиться в дела и находить радость в своих действиях.
Тут как раз появилась пригожая Эмма со своей корзинкой.
– Я собираюсь покинуть вас, – сообщил я ей. – Поищу себе жилье получше, чем замок Швинкеншванк.
– А вы не собираетесь в Кельн? – живо спросила она. – Туда, где стоит гарнизон солдат императора?
– Может быть… По пути в открытый мир.
– А вы не сможете повидаться с Фрицем? – краснея, продолжала она. – Хочу передать ему хорошую новость. Вчера ночью умер его дядя, старый скупой нотариус. Фриц теперь получит небольшое наследство и может вернуться домой ко мне прямо сейчас.
– Нотариус? – задумчиво проговорил я. – Умер сегодня ночью?
– Да, сэр. И говорят, что к утру все лицо у него почернело… Но это хорошая новость для меня и Фрица.
– Но может быть… – медленно продолжал я. – Может быть, Фриц не поверит мне. Я чужак, а люди, которые повидали мир, как твой молодой солдат, бывают подозрительными.
– Возьмите это кольцо, – торопливо проговорила она, снимая с пальца дешевую побрякушку. – Ее подарил мне Фриц, так что он поймет, что я вам доверяю…
Следующим посетителем оказался профессор Калькариус. Едва переводя дух, он вошел в помещение, которое я собирался покинуть.
– Как обстоит дело с нашим метампсихозом, мой драгоценный ученик? – спросил он. – Я приехал из Бонна еще вчера вечером, но не решился провести еще одну ночь с твоими ужасными сожителями и позволил ограбить себя хозяину сельской гостиницы. Мошенник надул меня, – продолжал он, доставая кошелек и пересчитывая свой скудный запас серебра. – Он содрал с меня сорок грошей за постель и завтрак.