Спин
Шрифт:
Летом мы в последний раз пустились на велосипедах на Фэйруэй-Молл. Туда мы уже тысячу раз гоняли. Джейсон и Диана для такого мероприятия уже числились переростками, но за семь лет жизни на участке «большого дома» эта летняя субботняя прогулка стала традицией. Дождливые или слишком жаркие дни мы, конечно, пропускали, по при хорошей погоде как-то само собой получалось, что мы встречались у въезда на территорию Лоутонов.
В тот раз воздух, солнце, ветерок ласкали все живое, грех было не прокатиться. Окружающий мир как будто убеждал нас, что все вокруг в полном порядке, а ведь вот уже десять месяцев прошло… Даже если мы, как Джейс иной раз скептически замечал,
Джейсон щеголял на дорогом «горном» велосипеде, Диана ерзала по седлу «дамского» экземпляра той же ценовой категории. Я оседлал вполне созревший для помойки экземпляр, купленный для меня матерью, по случаю, на каком-то блошином рынке. Неважно. Главное — приятный хвойный воздух, часы досуга в нашем распоряжении. Я остро ощущал это, Диана тоже. Кажется, даже Джейсон чувствовал то же самое, хотя в движениях его, пожалуй, чувствовалась какая-то нерешительность. Я отнес это насчет напряжения, вызванного надвигающимся учебным годом. Дело было в августе. Джейс учился по уплотненной программе, а «Раис» и без всяких уплотнений известна как школа «высокого давления». В течение прошлого года он специализировался на физике и математике и сейчас мог бы их запросто преподавать. Но следующий семестр его озадачивал. Латынь! Мертвый язык. «Кому она, на хрен, нужна! Кто читает ее, кроме самих преподавателей? Все равно что учить „Фортран“. Все, что надо, уже давно перевели. Что, я лучше стану, если смогу читать Цицерона на латыни? Нет, надо же — Цицерона! Алан Дершовиц Римской республики…»
Я не слишком серьезно воспринимал его причитания. Дело в том, что эти поездки традиционно сопровождались чьими-то ламентациями. Кто такой Алан Дершовиц, я тоже представления не имел. Вероятно, кто-то из его одноклассников. Но Джейсон относился к своим горестям серьезнее. Он привстал на педалях и слегка оторвался от нас.
Дорога скользила мимо ухоженных участков с вылизанными газонами перед пряничными пастельных тонов домами. На газонах крутились реактивные поливалки, рассыпая радужные брызги. Пусть солнце и фальшивое, но свет его все же преломлялся во множество радуг под сенью вековых дубов.
Через десять — пятнадцать минут легкой, приятной езды впереди замаячил верх Бантам-Хилл-роуд — последнее препятствие на пути к цели. Подъем крутой, зато спуск с холма пологий, длинный и приятный, до самой стоянки Фэйруэй-Молл. Джейс уже одолел четверть подъема. Диана повернулась ко мне:
— Догоняй!
Только этого мне и не хватало. У двойняшек день рождения в июне, у меня — в октябре. Каждое лето наступал период, когда они оказывались старше меня не на один, а на целых два года. Им уже по 14, а мне еще целых четыре долгих месяца жалких 12. Эта разница каким-то образом автоматически приносила с собой и физическое превосходство. Конечно, Диана прекрасно знала, что мне не догнать ее на подъеме, но это не помешало ей налечь на педали. Я вздохнул и попытался выжать из своей скрипучей развалины все, что можно. Куда там! Диана на своей цельноалюминиевой хреновине отрывалась все дальше. Троица малышек, рисовавших мелом на тротуаре, прыснула от нее по сторонам. Она на мгновение обернулась ко мне, как бы подбадривая, одновременно дразня.
Подъем давался ей не так уж легко, но она переключила скорость и продолжала взбираться на холм. Джейсон уже остановился на самом верху, оперся на одну ногу и разглядывал нас с непонятным выражением лица. Я пыхтел, выбиваясь из сил, но древняя конструкция неумолимо замедляла ход. Пришлось, в конце концов, слезть и вести ее дальше за руль.
Диана улыбалась мне, и я ее поздравил:
— Ты выиграла.
Ее реакция на поздравление меня удивила:
— Ладно, Тайлер,
Далее дорога упиралась в тупик, а окружающие участки размечали столбики с натянутыми между ними бечевками. Дома здесь еще предстояло выстроить. К рынку в западном направлении вел песчаный склон с плотно убитой земляной тропой, пронизывающей заросли подлеска и кустарника.
— Внизу увидимся, — бросила Диана, срываясь с места.
Мы заперли велосипеды в стойке на автостоянке и вошли в стеклянный пассаж торговых помещений.
Здесь с октября мало что изменилось. Газеты и телевидение могли бить во все колокола, но до рынка этот трезвон как будто не доходил. Ассортимент, однако, учитывал события внешнего мира. Никто не торговал больше блюдцами параболических спутниковых антенн, а книжные стойки пестрели обложками, обещавшими разложить по полочкам все секреты «октябрьского феномена». Джейсон ткнул пальцем в глянец попугайной синей с золотом обложки, связывающей событие с библейскими пророчествами, и презрительно фыркнул:
— Провидцы хреновы… Напророчили то, что уже произошло.
Диана придавила его строгим взглядом:
— Не следует смеяться над чем-то лишь потому, что сам в это не веришь.
— Уточняю: меня рассмешила эта идиотская обложка. Книжицу-то я, сама понимаешь, не читал.
— Может, и стоило бы прочесть.
— На кой? С чего это ты в нее так влюбилась с первого взгляда?
— Я ни во что не влюбилась. Но Бог и «Октябрьский феномен»… Может быть, не мешало бы рассмотреть, как это связано. И ничего смешного я тут не вижу.
— Нет, дорогая, именно это курам на смех.
Диана закатила глаза, горестно вздохнула и отошла прочь. Джейс пожал плечами и сунул книжку обратно на стойку.
Я сказал ему, что народ хочет разобраться в сути явления, потому и бросается в разные стороны. Он скривил губы:
— Чаще твой «народ» симулирует глубокие познания в предмете, в котором ни черта не смыслит, игнорируя очевидное. Защитный механизм отрицания. Слушай, Тайлер, хочешь узнать кое-что интересненькое?
— Ну дак…
— Это пока что совершенно сверхсекретно, — Он понизил голос до шепота, чтобы даже Диана, шагавшая чуть впереди, не смогла услышать дальнейшее: — Не для разглашения.
Одна из занятных особенностей Джейсона — он часто узнавал о важных решениях и событиях за день-два до того, как о них сообщали вечерние новости. «Райс-академи», конечно, солидная школа, но не единственный источник образования Лоутона-младшего. Может быть, более важным источником знаний стала для него «вечерняя школа», в которой его наставником выступал И-Ди, просвечивавший для него грязные кишки бизнеса, связи между технологией, наукой и рычагами политической машины, посвящавший сына в тайны среды, в которой терся сам. Потеря спутников связи заставила обратить внимание на высотные аэростаты (стратостаты) — как раз то, чем, в частности, занималась фирма Лоутона. «Попутная» технология покинула свою нишу, вышла на передний план, и И-Ди оказался в числе первых, до ушей которых доходили важнейшие новости. Потому-то его четырнадцатилетний сын иной раз узнавал то, о чем, упаси бог, не должны были пронюхать конкуренты.
И-Ди, разумеется, не подозревал, что Джейс выбалтывал эти секреты мне. Но я свято хранил тайну — да и с кем бы я ею мог поделиться? Других друзей у меня, по сути, не было. В этом предместье нуворишей сын матери-одиночки, зубрила без явной склонности к лидерству и хулиганству, конечно же, не считался завидным знакомым местной малолетней публики.
Джейсон склонился к моему уху и перешел на еле слышный шепот:
— Слышал о троих русских космонавтах? Тех, что были на орбите в прошлом октябре.