Спин
Шрифт:
Конечно, я помнил, что этих ребят полагали погибшими тогда, в момент Большого Затмения.
— Один из них жив. Он в Москве. Русские не слишком разговорчивы, но болтают, что он совершенно свихнулся.
Я уставился на Джейсона широко раскрытыми глазами, но больше он ничего мне не поведал.
Больше десятка лет пролетело, прежде чем огласили правду об этом случае. Прочитав об этом — случай упоминался вскользь в истории ранних лет «Спина», — я сразу вспомнил разговор с Джейсоном. Произошло примерно следующее.
Трое русских космонавтов в тот роковой вечер находились
Само по себе происшествие не из приятных, но космонавтов поджидало куда более страшное открытие. Когда капсула «Союз» вышла из ночной полосы, оказалось, что вместо привычной «голубой планеты» под ними застыла мрачная черная сфера.
Полковник Главин описывал эту сферу как некое абсолютно черное тело, видимое, лишь когда оно оказывалось между наблюдателем и источником света. Только цикличная смена «восходов» и «закатов» убеждала космонавтов, что планета еще существует. Солнце внезапно появлялось из-за силуэта черного диска, совершенно не отражавшего света, и так же внезапно за ним исчезало.
Космонавты никак не могли истолковать происшедшего и, естественно, ощущали невыразимый ужас. Через неделю бесцельного вращения вокруг Земли космонавты в результате длительного обсуждения приняли единогласное решение попытаться вернуться домой в режиме самонаведения, не заходя на мертвую станцию, а в случае неудачи умереть на Земле, вместо того чтобы угасать на орбите. Спуск производили без всяких ориентиров, без наводки, не имея возможности определиться, лишь по собственным расчетам, опираясь на последнюю известную позицию. В результате капсула вошла в атмосферу под опасно крутым углом, испытала воздействие чрезмерных отрицательных ускорений и потеряла основной парашют.
Рухнул «Союз» довольно удачно, скользнув по лесистому склону холма в Рурской долине. Однако космонавт Василий Голубев при этом погиб, а Валентина Кирчева умерла через несколько часов в результате черепно-мозговой травмы. Оглушенный полковник Главин, отделавшись переломом запястья и поверхностными ссадинами, смог самостоятельно покинуть капсулу. Его подобрали германские спасатели и по оказании неотложной медицинской помощи передали русскому руководству.
Естественно, с Главиным беседовали неоднократно и основательно, однако пришли к выводу, что в результате всех невзгод и потрясений он лишился рассудка. Полковник упорно настаивал, что он и его погибшие товарищи провели на орбите три недели. Явная чушь.
Потому что капсула «Союза», как и все другие космические объекты, упала на поверхность Земли в ночь Затмения.
Мы заглянули в обширный зал рыночной забегаловки и решили перекусить. Тут Диана заметила трех клуш из своей «Райс-академи», старше нас. Куда как клевые чувихи! Космы сине-розовые, на задницах низкосидящие колокола дорогущих модных юбок, с курьих шей свисают к чахлым бюстам крохотные золотые крестики. Диана подхватила свою мексиканскую мешанку и перескочила за их столик. Оттуда тут же послышался развеселый смех, сразу закупоривший мне глотку. Буррито и чипсы как будто сцементировались в бетон.
Джейсон сочувственно следил за моей физиономией.
— Да ладно, — промурлыкал он почти нежно. — Никуда от этого не денешься.
— От чего?
— Она теперь живет не в нашем мире. Ты, я, Диана… Большой дом и маленький домик, суббота на велосипедах, воскресенье в кино — все это осталось в детстве. А мы уже не дети.
Да, пожалуй, мы уже не дети. Конечно, не дети, но задумывался ли я о том, что это означает? К чему это ведет?
— У нее уже с год менструации, — ляпнул Джейсон.
Я побелел. Этого бы мне лучше не знать. Одновременно уколола ревность: он-то знает, а я нет… Она мне, разумеется, не сообщала о том, что из нее кровь льется. И о подружках из «Райс» тоже не сообщала. Не мое это дело. В чем-то она доверялась мне по телефону, да, но я вдруг понял, все телефонные темы не выходили за рамки детских впечатлений и переживаний. О родителях, о том, что ей «насильно впихивали в глотку» за обедом, об «этом задаваке Джейсоне»… Но скрывала она от меня столько же, сколько и доверяла, если не больше. Отделенная от меня несколькими пустыми столиками, сидела другая Диана, не похожая на привычную.
— Пожалуй, домой пора, — сказал я Джейсону.
Он глянул на меня, как будто с жалостью, и поднялся:
— Как скажешь…
— Надо Диане сказать.
— Она слишком занята, ты ж видишь.
— Но нам ведь нужно вместе вернуться.
— Ты так считаешь?
Меня заело. Не может же она просто забыть о нас. Не такая она. Я встал, подошел к их столику. Четыре пары глаз уперлись в мою физиономию. Я гипнотизировал Диану, не замечая остальных.
— Пора домой, — выдавил я из себя.
Три клуши заржали. Диана смущенно улыбнулась:
— Ладно, Тай, езжайте. Все путем. Позже увидимся.
— Но…
Что «но»? Она уже отвернулась и как будто обо мне забыла.
Удаляясь, я услышал вопрос одной из клуш:
— Еще один братик?
— Нет, — ответила Диана. — Так, знакомый. Друг детства.
Сочувствие Джейсона меня раздражало. Он предложил мне поменяться великами. В тот момент мне было, честно говоря, не до великов, но я подумал, что этот обмен поможет замаскировать мои расстроенные чувства.
И мы покатили обратно, к макушке Бантам-хилл, к началу Бантам-хилл-роуд, к скользящей под раскидистыми кронами черной ленте асфальта. Мексиканская кухня здоровенным шлакоблоком распирала желудок. Наверху я задержался, оглядывая дорогу внизу.
— Давай, давай, — подбадривал Джейсон. — Разгонись по ветерку.
Разгонит ли скорость мое смятение? Развеет ли ветер мою тоску? Я ненавидел себя за то, что сдуру вообразил себя центром мира Дианы. «Так, знакомый. Друг детства».
Но классная машина у Джейсона. Я замер в седле, предоставив работу земному тяготению. Покрышки шуршали по пыльному асфальту, велосипед скользил, как по шелку, цепи и переключатель скоростей молчали, лишь слегка прослушивалось ровное жужжание подшипников. Шум воздуха в ушах уже начал заглушать все остальные звуки. Скорость возрастала. Я летел мимо прилизанных газонов, мимо дорогих колымаг, припаркованных возле домов, обездоленный, но свободный. Ближе к подножию холма начал слегка прижимать ручные тормоза, придерживая инерцию, но не гася скорость. Останавливаться не хотелось. Хотелось унестись черт знает куда.