Спиной к Западу. Новая геополитика Путина
Шрифт:
Новый средний класс еще мог бы появиться, но пока есть мало признаков, которые объявили бы о появлении новой интеллигенции. Из ее остатков некоторые заключили мир с новым режимом и поддерживают его, но другие подумали, что мудрее было бы уйти из политики и из общественной жизни вообще.
В своей культурной истории Россия прошла Золотой и Серебряный век, но теперь у нее есть мало перспектив даже для бронзового века. Вспоминается реакция Пушкина, после того как он выслушал Николая Гоголя, читающего свои «Мертвые души»: «Боже мой, как грустна наша Россия».
Опоры новой русской идеи
Евразийство
Согласно некоторым источникам, термин «Евразийство»
Современные сторонники евразийства одобряют интерпретацию Николая Данилевского в его классическом труде «Европа и Россия», где в большей или меньшей степени развивается идея, что нет никакой всемирной, универсальной человеческой культуры, нет никаких общих ценностей, и что между германским и славянским миром в особенности есть пропасть. Данилевский оказал значительное влияние на Константина Леонтьева и некоторых других. Но его пригодность для неоевразийцев ограничена, потому что они озабочены преимущественно Америкой, хотят сделать Германию партнером, и размышляют о будущей Евразии, простирающейся от Дублина до Владивостока. Данилевский пришел бы в ужас. Ранние евразийцы были обеспокоены «европеизацией»; сегодняшние боятся американизации.
Евразийство первоначально возникло среди русских эмигрантов в начале 1920-х годов; его первым главным доктринальным заявлением стал сборник эссе 1921 года под названием «Исход к Востоку», который повторяет тезис о непреодолимом различии между Россией и Западом и даже об ожесточенной вражде между ними. Но там нет ничего об Америке и атлантизме, о либерализме и демократии, обо всех тех темах, которые представляют собой первостепенную важность для сегодняшних неоевразийцев.
Лучшее резюме его целей можно найти в статье Каспара Мейера, названной «Ростовцев и классическое происхождение евразийства», опубликованной в 2009 году в журнале, посвященном древней истории и археологии:
«Их программа рассматривала большевистский режим как временный, но необходимый катаклизм, прокладывающий путь к идеократическому паневразийскому государству. Обширная экологическая зона Евразии приучила своих рассредоточенных жителей сплачиваться под центральной властью и периодически заново восстанавливать бесконечную империю степи с изменяющимися историческими обликами. Российская империя была естественным преемником Монгольской империи Чингисхана и склонялась, как и ее предшественник, к антагонизму с «романо-германским» Западом. Постбольшевистская Россия стала бы окончательным проявлением евразийской «геополитической судьбы», и руководство ею логично должно было быть поручено тем, кто осознал сущность страны и ее предопределенную роль».
1920-е годы были расцветом евразийства; после 1929 года движение распалось. Многие продолжали думать, что Россия была уникальной страной и культурой, но были менее восторженными по поводу чисто азиатских истоков и влияний. Некоторые евразийцы, особенно более молодые, перешли на просоветские и даже прокоммунистические позиции, больше по сентиментальным, нежели по идеологическим причинам. Некоторые даже превратились в советских агентов влияния в Западной Европе или сотрудничали с ГПУ/НКВД, что не спасло их от казни или Гулага после того, как они возвратились в Советский Союз. История Сергея Эфрона, не известная во всех деталях по сей день, является, возможно, одной из самых печальных. Молодой офицер в Белой армии (еврейского происхождения), он встретил Марину Цветаеву, великую русскую поэтессу, в имении Максимилиана Волошина в Крыму и влюбился в нее. Они позже поженились. Эфрон помог советской разведке похитить в Париже русского белого генерала Миллера. Он вынужден был сбежать в Советский Союз, но был арестован там и казнен после того, как один член его семьи заявил на допросе (после пыток), что Эфрон был шпионом троцкистов. Цветаева вскоре после этого совершила самоубийство.
Князь Мирский (Дмитрий Петрович Святополк-Мирский), который был в эмиграции в Соединенном Королевстве, также исчез вскоре после своего возвращения в Россию; дата и обстоятельства его смерти (вероятно, 1939) не известны. Известный британский историк Э.Х. Карр, возможно, невольно способствовал его печальной судьбе. Карр, сочувствующий Советскому Союзу, хотя и критик марксизма, однажды увидел Мирского на московской улице, и, радуясь тому, что встретил старого знакомого еще с лондонских дней, подошел к нему и попытался заговорить. Мирский сделал вид, что никогда прежде не встречал Кара, но, очевидно без большого успеха. Эта история упомянута здесь, чтобы показать огромную политическую наивность евразийцев. Раньше некоторые из них были обмануты маневрами советских органов, когда их заставили встретиться с некоторыми членами «оппозиции» в Советском Союзе, которые в действительности были агентами органов.
Ключевые фигуры среди ранних евразийцев, в конечном счете, переехали в Соединенные Штаты и стали преподавателями в ведущих университетах. Князь Трубецкой умер в сравнительно молодом возрасте в Вене вскоре после Аншлюса. Незадолго до своей смерти он издал книгу, осуждающую расизм и шовинизм («псевдонационализм»), по своему мировоззрению подобную его эссе, осуждающему шовинизм, появившемуся пятнадцатью годами ранее в оригинальном манифесте евразийцев. Это привело к его временному аресту гестапо.
Почему Евразия? На этот вопрос нет никакого очевидного ответа за исключением того, что некоторые русские были оскорблены тем, что европейцы не принимали их как равных, и что, возможно, им не нравились все аспекты европейской культуры – если что-то подобное стояло на первом месте.
Если бы евразийцы утверждали, что Россия была похожей на третью силу, отличающуюся и от Европы, и от Азии, то это, возможно, стало бы отправной точкой для интересных дебатов. Что-то более широкое должно было увести их от исторической правды. Истоки России были не в Азии, а в Европе. Евразийство было модернизированной и приспособленной к местным условиям российской версией империализма других стран – «конструктивного империализма лорда Милнера», идеи Жюля Ферри о том, что более высокие расы должны заботиться о менее удачливых, и немецкого эквивалента 1890-х.
Сто лет спустя такие аргументы больше не были подходящими, но все еще было верно, что цель экспансии не была альтруистической. В основе ее лежало желание вернуть России ее национальную миссию, ее статус великой державы, и в современных условиях это могло быть достигнуто только через какую-то форму союза, в котором доминировала бы Россия. Это означало, среди прочего, улучшение репутации Чингисхана и хана Батыя, Золотой Орды, и различных других ханств.
Вторжение русских в Азию началось в шестнадцатом веке. Казаки перешли Урал, чтобы исследовать условия для охоты. Иван Грозный послал их, и предприятие, которым командовал Ермак Тимофеевич, было организовано и профинансировано богатой купеческой семьей Строгановых. Нам очень мало известно об этом походе; все, что мы знаем об экспедиции, основано на различных летописях, которые были написаны спустя несколько десятилетий после событий и, возможно, не точны. Если написанное в летописях правдиво, и если небольшая армия Ермака Тимофеевича насчитывала лишь 840 человек, и если все они шли пешком, и только некоторые были вооружены ружьями, то это было, конечно, замечательным достижением, учитывая расстояния, которые они преодолели. За несколько лет, они достигли того, что мы теперь называем Беринговым проливом. (Витус Беринг, датчанин на русской службе, предпринял много экспедиций в 1740-х и был также первым человеком, который смог исследовать Камчатку более или менее серьезно.)