Спиридов был — Нептун
Шрифт:
Полуденное майское солнце начинало припекать, и потому затихающий западный бриз, который приносил с залива бодрящую свежесть моря, был как нельзя кстати. Подставив лицо его освежающим порывам, императрица, откинув ниспадающую прядь светло-каштановых волос, чуть опустила ресницы, не подозревая, что на нее устремлены две пары любопытных глаз.
На противоположном борту, в тени мачты, только что поднявшись из люка, приостановились капитан-лейтенант Яков Тынков и Григорий Спиридов. Проверив, все ли в порядке на камбузе, где готовили праздничный обед для матросов, и убедившись, что батарейной палубе канониры стоят наготове у пушек с зажженными фитилями, они выскочили на минуту-другую глотнуть свежего воздуха. И тут же невольно оказались неподалеку от императрицы.
Елизавета стояла к ним боком, и на фоне лазурного неба четко обозначились характерные черты профиля ее лица.
В памяти Спиридова вдруг всплыли воспоминания о Петре I и его внешности. Какое-то неуловимое сходство с отцом было в облике императрицы. В свои тридцать пять лет она поражала окружающих красотой и величественной осанкой. Сравнивая, Спиридов сразу подметил, что государыня, как и отец, высокого роста, немного полноватая для своего возраста, но, судя по грациозности позы, видимо, не испытывала от этого какого-либо стеснения. Стройность фигуре придавала и узкая талия. Овальное лицо с невысоким лбом, лучистыми голубыми глазами оттеняли взметнувшиеся дугой, как у отца, черные брови.
«Вот форштевнем она, пожалуй, не в родителя, — усмехнулся про себя Спиридов, — носик-то у нее более на морковку походит».
Размышления прервал негромкий, но строгий голос подошедшего сзади командира:
— Будет зенки пялить на государыню, ступайте к батареям, застолье вот-вот начнется. А ты, Спиридов, не проворонь мою отмашку, по первому тосту во здравие ее величества. Чти по пальцам, двадцать один залп, чтоб как в копеечку.
Празднество, по праву хозяина, открыл Захар Мишуков, провозгласив тост за здоровье императрицы Елизаветы. Все встали, корпус корабля затрясся от орудийного салюта, едкий пороховой дым окутал палубы, запершило в горле, закашлялись придворные, кричавшие «Виват!».
Следом Елизавета предложила здравицу в честь виновника торжества и нарекла его именем «Святой Варвары Великомученицы». Далее праздник продолжался по церемонии, заведенной со времен Петра I. Как обычно после первых тостов, гости, присмотревшись к соседям-сотрапезникам, старым знакомцам, обменивались впечатлениями, сообщали новые придворные новости и сплетни, заводили пересуды.
Справа от Елизаветы сидел наследник трона князь Петр Федорович. В свои семнадцать лет выглядел он неважно. Продолговатое лицо его резко выделялось на фоне краснощеких, лоснящихся физиономий окружающих. Осунувшееся, со следами оспин и болезненным оттенком, оно было равнодушным и явно не отражало царившего вокруг веселья. Отсутствующим, бесстрастным взором наследник скользил поверх голов гостей за столом, изредка обменивался малозначащими фразами с сидевшей рядом невестой и только при обращении к нему императрицы виновато морщился, изображая улыбку. Лишь во время залпов корабельных пушек он немного встряхнулся, щеки слегка зарумянились.
По сравнению с ним, невеста, как теперь ее величали, «Ваше высочество», Екатерина Алексеевна, выглядела красавицей. Непринужденно обмениваясь взглядами и короткими репликами с окружающими, она то и дело посматривала на императрицу. Минувший год многому научил ее. Пребывание в этой прежде далекой, незнакомой и, как ей поначалу казалось, дикой стране заставило ее поразмышлять о своем будущем. Полтора года назад по пути из Риги она впервые задумалась об этом, когда услышала от матери слова кумира княгини цербстской, короля Фридриха II: «Из всех соседей, — рассуждал тот, — русская империя заслуживает наибольшего внимания, как соседка самая опасная: она сильна, она близка. Будущие правители Пруссии должны будут искать дружбы этих варваров».
Собственно, тогда Екатерина впервые и ощутила нежданный подарок судьбы. Она, как говорят, улыбнулась ей в самом начале жизненного пути. Из захудалой прусской принцессы она может возвыситься до роли супруги императора Российского, пока... Потом она узнала от матери, как сравнительно безболезненно менялись владельцы трона в этой стране с помощью бесшабашных офицеров-гвардейцев, нужно только завладеть их симпатиями и хорошенько угощать, а для этого нужны деньги...
А сейчас, будучи от природы весьма привлекательной, княгиня завораживала собеседников своей рассудительностью и вместе с тем обходительностью, доброжелательством и, конечно, веселым нравом. При этом Екатерина то и дело посматривала на совершенно прежде незнакомое сооружение — корабль. Она знала, что отец императрицы, царь Петр, был одержим морским делом. С интересом кидала она взоры и на моряков, иногда пробегавших неподалеку.
Вот один из них, молодой симпатичный офицер, подошел к капитану и, наклонившись, что-то сказал вполголоса. Командир доложил, видимо, об этом адмиралу, а тот в свою очередь, привстав, сказал императрице:
— Ваше величество, матросики только что приступили к обеду и первоначально подняли свои чарки с пожеланием вам здравия.
Слегка захмелевшая Елизавета по-доброму улыбнулась, повела глазами. Окружающие, да и сидевшие далеко по краям стола, приумолкли.
— Неладно получается, Захарий, — певуче проговорила императрица, — позабыли мы верных подданных наших. — Продолжая улыбаться, она минуту размышляла, как поправить дело. — Вели-ка нынче же от меня матросикам поднести по две чарки каждому. — Подумав еще немного, добавила: — да объяви им, изъявили мы всякому из них пожаловать по рублику в честь праздника.
За столом одобрительно зашумели, Римский-Корсаков поманил стоявшего в ожидании Спиридова.
— Слыхал повеление государыни? Без промедления исполняй да повести экипаж о милостях ее величества.
В это время Елизавета подняла бокал:
— В похвалу нашему флоту Российскому!
Наперебой загалдели, оживились гости за столом, и веселье продолжалось. Но прошло еще немного времени, и наступила заминка. Присутствующие вельможи и их спутницы ощутили неудобство от естественной потребности. Дамы воспользовались салоном и помещениями гостеприимного командира, а мужской половине пришлось путешествовать по кораблю на бак. Не всем пришлась такая процедура по душе, привыкло избалованное племя придворных к бытию, не ведая никаких житейских невзгод. Некоторые вельможи стали тяготиться понемногу трапезой, и, на их радость, вскоре и Елизавета с непривычки утомилась и, как положено, первая покинула «Великомученицу Варвару».
При сходе императрицы с корабля опять гремели залпы салюта, оповещая жителей Петербурга о завершении торжеств в Адмиралтействе.
На другой день в «Журнале Адмиралтейств-коллегии» появилась лаконичная запись: «28 мая вновь построенный со штапеля на воду спущен 60-пушечный корабль при высочайшем присутствии Ея И.В. и их Высочеств государя великого князя и государыни великой княгини; при том же изволили быть принцесса Ангальт-Цербстская и принц Голштинский и при том наименован оный корабль „Свята Великомученица Варвара“... По спуске того Ея И.В. и их Высочества со многими числа гостей изволили на означенный корабль шествовать, на котором были приготовлены богато убранные столы с кушаньями и напитками». Чиновник, заполнявший Журнал, видимо, окончательно запутался в иерархии иноземных прозвищ и назвал мать Екатерины принцессой, впрочем, так частенько величали придворье княгиню.
Не прошло и месяца, как Мишуков первым поздравил Римского-Корсакова с присвоением нового чина.
— Милостиво соизволила матушка государыня пожаловать тебя в капитан-командоры, приглянулся ты ей. Гляди, не заносись. Велено твоему кораблю с прочими судами присутствовать на церемонии бракосочетания их высочества князя великого. Готовсь помаленьку, «Варвару»-то опять волочить на камелях [36] через невский бар [37] . Да приведи судно в наилучший вид, вдруг государыня возжелает с тобой повидаться. Да не мне тебя поучать.
36
Камели — плоскодонные понтоны для подъема и проводки корабля по мелководью.
37
Бар — мелководье.