Список Магницкого, или Дети во сне не умирают.
Шрифт:
23.06.10
От «ломки», жажды и голода вопит, скулит, поет гулящим псом, воет защемленной кошкой прикованный за руки и ногу к кровати в 466-й камере наркоман Ставропольский Леонид Ольгович. Ему «с вязок» не видно, что в отделении никого нет, кроме не имеющего камерных ключей меня. Я не могу войти и подать ему воды и хлеба. Обедом беднягу обошли, и он вопрошает в воздух: «Вы знаете, что такое жажда? А голод?» Тишина. Лишь безумец Талайбеков запыхался биться о стенки «резинки»: «Пустите в аул!» Отделение спит послеобеденным русским сном.
24.06.10
Весь
26.06.10
После смерти упомянутого выше наркомана, которому уволенная Наташа делала реанимационные уколы посмертно, ввели суточные дежурства. Ох, сколько во время их умрет!
Освобожденные из Бутырки и Кошкиного дома имеют право на 700 рублей на дорогу. Эти деньги из бухгалтерии приходится иногда ждать не один день. Безденежные и голодные освобожденные тусуются у входа в тюрьму, сидят на лавочке, где спал Грымов. Кто-то, показывая справку об освобождении, просил денег у меня, когда я подъехал на авто (возле Бутырки у меня сняли колпаки с колес, сотрудники или освобожденные зэки – неизвестно).
Между камерами веревки «дорог». Одна ведет прямо из таблеточной.
Днем накануне (25.06.10) шеф мне по внутреннему телефону: «А. В., у нас сколько алкоголиков?» – «Один-два». Тут же переводит то ли Пыткиной, то ли отозванной из отпуска Гордеевой: «Пиши пятнадцать. Наркоманов?» – «Тоже один-два». – «Пиши: тоже пятнадцать». Так начальство фабрикует полугодовой отчет. При Трибасове все трупы записывались на ненавидимого им Чингиса. Но и при Алексине нельзя верить ни одной статистической справке ПБ. Умолчим о повальной неверной постановке диагнозов. Врачи психиатрических скорых направляют из изоляторов к нам больных часто с несуществующими в МКБ-10 диагнозами или знают два: «Острое психотическое состояние с симптомами шизофрении» или то же, но без.
Без даты
У меня был больной Секин. Он лежал у нас в больнице дважды. Оба раза ему ставилась реактивная депрессия (диагноз упрощен для неврачебного понимания). В составе «организованной преступной группы» скинхедов Секин участвовал в убийствах 14–16 человек неславянской национальности в электропоездах Ярославского направления. В деле я увидел его адрес, он жил с родителями недалеко от меня.
Секин – высокий, долговязый, чернявый парень с грустной улыбкой на бледном лице. На прием граждан ко мне (замещал нелюбительницу визитов родственников Гордееву) приходила его мать, тоже высокая, утомленная, как потом выяснилось, тиранством мужа женщина. Приходил и папа, отставной военный, он ругался на «черных, которые понаехали» (вот откуда корни), признавал, что «убивать таджиков – не метод», и угрожал выпороть сына за убийство 16 человек ремнем, «только вы мне его дайте». Государство папе Секина отдавать не собиралось. Сыну грозил пожизненный срок.
Начальство справедливо опасалось, что 19-летний Секин может покончить с собой, узнав неотвратимый приговор. Многие дни Секина держали прикованным наручниками к постели. Я назначал ему антидепрессанты и утешал, будто светский священник (термин
Секин не повесился, даже не «вскрылся». Такое в Бутырке случается крайне редко, но однажды, примерно через две недели, как суд определил ему пожизненное заключение, я, возвращаясь со Сборки, столкнулся с Секиным один на один в предбаннике общего корпуса. Конвоир отлучился в служебку. Мы стояли лицом к лицу лишь под глазом видеокамеры. Секин с улыбкой еще более веселой, чем при выписке из ПБ, буквально бросился ко мне: «А. В.!» Больше он не сказал ничего, но я видел, что он, этот зашуганный собственными заблуждениями и преследованием общества молодой человек, искренне рад видеть меня. Предполагаю, что это была одна из немногих его положительных эмоций после задержания.
Совершенно неожиданно Секин протянул мне узкую нетрудовую ладошку. Растерявшись, я пожал руку, которая убила, документально доказано, почти двадцать человек.
У меня нет категорий, я не кандидат наук, тем более – не профессор, ничего подобного мне не светит, т. к. я немолод, мне много лет, и не всегда в своей жизни я занимался психиатрией. Тем не менее убежден, и врачебный опыт мне подсказывает, что, если из лечения душевных болезней мы вынем духовную составляющую, прогресса в лечении не будет. Душевная болезнь от слова «душа». Психическую болезнь нельзя лечить одними пилюлями, как холецистит.
Когда мне стали препятствовать вкладывать душу в лечение душевных болезней, я стал подумывать об уходе из Кошкиного дома. Другие бессердечные, бессострадательные методы были не мои. Более того, как я ни бился, по чужим лекалам у меня ничего не выходило.
29.06.10
В воскресенье 27.06.10 по ошибке, вместо Ильина Сергея (СИЗО-2), на общий корпус вывели после лечения Ильина Павла (СИЗО-4). Первый резал предплечья (демонстративно – шантажное аутоагрессивное поведение); второй – параноик (накануне вышел «на продол» в колпаке из газеты, с одеялом на плечах; именовал себя Бэтманом). Анжела Пыткина: «Беда с этими однофамильцами!»
У нас были случаи и с вывозами на суд однофамильцев или назвавшихся по тем или иным причинам, иногда болезненного характера, чужим именем.
После работы зашел в расчетную группу (за территорией) справиться о зарплате: премию ко Дню медработника зажали. Начальство выписало поощрение лишь себе. Ладно с премией. «Где зарплата?» – «А чего раньше не получали?» – «Забегался». – «Ждите выручку из зэковского магазина. Наторгуют – получите». Часа два я ждал выручки, гуляя от кассы с амбарным замком к кабинету начальницы бухгалтерии Дранковой и обратно. Наконец принесли. «Ваше счастье – идите получите». Сначала какие-то двое, потом я – получили. Бухгалтера смеются: «Теперь вам, вольнонаемным, зэки платить будут. Нет торговли – нет зарплаты!» Что ж, зависим от подследственных!