Сплетая жизнь

Константа Людмила

— Нет, что ты…

— Так, понятно, значит это заговор, — уже с раздражением проговорила я и резко развернулась к виновато заморгавшему Самаэлю, который ловко обвел меня вокруг пальца.

— Определенно, твой сюрприз удался.

— Он еще впереди, — с готовность откликнулся Самаэль, но я в притворном ужасе схватилась за сердце.

— Только не надо угроз!

Желание завершить этот красивый вечер так же сказочно романтично как он и начинался, пропало напрочь. Вот уж точно надо было слушать свой внутренний голос и навестить магистра, чтоб он уже не мог так спокойно лежать в госпитале, как раньше. После

меня вообще многое меняется, это я уже заметила.

Самаэль, чувствуя мое мрачное настроение, поспешно проговорил:

— Ее величество умоляла меня провести ее к тебе, да так, чтобы никто этого не видел. У нее очень серьезное дело, Яра, как раз по твоей части. Уверен, если ты ответишь ей взаимностью, то она сможет помочь в воплощении твоих планов и тебе больше не придется оббивать пороги Ордена!

Звучало заманчиво, только почему он начинает обсуждать мои планы при посторонних?!

— И ты, Брут… — спокойно проговорила я, вспомнив последние слова Цезаря, когда он умирал на руках бывших соратников.

Что-то мне не очень хочется повторять его судьбу.

— Ярослава…

«Вот мучайся теперь, чувствуй себя виноватым» — мелькнула мелочная, но такая приятная мыслишка. Проигнорировав разволновавшегося Самаэля, я с независимым видом обратилась к королеве, которая все это время наблюдала за нами с улыбкой.

— И чем вызвана подобная конспирация? Нет, я уже поняла, вы не хотели, чтобы нас видели вместе, только не понятно почему. Право слово, мне даже неловко, что не вы меня вызвали к себе, а решили спуститься с Олимпа прямо на грешную землю!

Сарказма в моем голосе было хоть отбавляй, а я не только не скрывала этого, но и усиленно подчеркивала. Дурная привычка, дурная голова, дурной язык.

— В другой ситуации так бы и было, — важно кивнула Виктория, наплевав на мой тон, слова и вообще на меня, — но сейчас мне нужна ваша помощь. А я слышала, что в вашем стиле отказать кому угодно, если вы посчитаете это правильным. Я не могу рисковать жизнью и здоровьем моего единственного сына, поэтому отбросила все сомнения и мысли о том, кто я и пришла.

Было чертовски приятно слышать, что про меня активно распространяют слухи, доходящие до столь высоких особ. Если уж королева собирает обо мне данные, то я действительно чего-то стою! Стоп…

— Ваше величество, а причем тут ваш сын и я? — нахмурившись, поинтересовалась я, — не вижу связи…

Самаэль, заманивший меня в свое логово и как истинный мужчина в итоге, сбежавший от всех проблем, бочком протиснулся к диванам, стоящим друг напротив друга. Посреди зала расположился низкий на ножках-лапах, на нем чайный сервис из фарфора с золотыми вензелями, в углах расписные вазы с человеческий рост, всюду темно-зеленые ковры с длинным ворсом, гобелены изображавших пышных дам, плывущих в облаках и все, больше ничего. Просторная гостиная для встреч с друзьями, но никак не место для проживания пары, на которое мне некогда намекал синигами. Обманул. Почему он не может сразу сказать, чего так боится, словно я не пойму или ужаснусь чему-то? Или мне действительно что-то угрожает?!

Королева повела взглядом на рядом стоящий с ней диван, пришлось подойти ближе и опуститься на мягкое сидение. Чувствую, сейчас от меня станут требовать невозможное, иначе с чего ей быть такой любезной со мной?

— Мой сын недавно сломал ногу, крайне неудачно, как сказали целители, — пояснила королева, едва я оказалась рядом, — надежды, что все срастется само, нет. Но если бы Лео просто хромал или никогда не смог ходить, я не стала бы роптать и смирилась! Хотя для будущего короля то не слишком хороший знак…

Рассуждать на подобные темы, если я не видела пострадавшего лично, мне не хотелось. Это все равно, что писать сочинение по книге, которую ты не читала. Подавив быстро растущее раздражение на непонятную ситуацию, между нами, я проговорила:

— Я вам сочувствую, но зачем вы все это рассказываете мне?

Королева и Самаэль переглянулись, причем это выглядело так естественно, будто они знали друг друга очень давно. Синигами едва заметно пожал плечами, как бы говоря «я же тебя предупреждал», но поймав мой внимательный взгляд, неожиданно покраснел до кончиков острых ушей. Ох, чую, здесь тоже попахивает какой-то тайной, даже пованивает!

— Вы врачеватель и не отрицайте это, не поможет. А также у меня есть проверенные, точные данные, что вы лучшая. Не знаю, с чем это связано, может даже с даром, унаследованным благодаря опытам вашего прадеда Лукоса или знаниям, принесенным из другого мира. Это неважно и меня не волнует, но факт есть факт.

Ее величество на моих глазах вытащила толстую книгу прямо из воздуха и, открыв где-то в середине, продолжила:

— Вам всего за несколько месяцев удалось достичь высоких результатов по выздоровлению, обратившихся в лечебное крыло академии, повысив эффективность до восьмидесяти процентов против тридцати! А это больше пятидесяти человек, восемь из которых были неизлечимы по меркам простых целителей. Ярослава, у меня нет слов, это потрясающе!

Против воли я зарделась от похвалы, доброе слово и кошке приятно, чего уже скрывать. Но точность данных, которые приводила королева, настораживала. Это точно была моя статистика, приведенная в отчетах, которые я скрупулёзно готовила для выступления в Ассоциации Врачевателей, мечтая поставить вопрос о признании моих методов лечения — законными. Если это когда-нибудь случиться, и они пойдут против Инквизиции, разрешив создать госпиталь по новому образцу, который я создам сама, лишь бы мне никто не мешал, люди этого мира перестанут умирать от аппендицита или потому, что у роженицы плод расположен неправильно и требуется кесарево сечение.

Виктория правильно поняла мой красноречивый взгляд и улыбнулась.

— Да, у меня полная копия всех отчетов по вашим практикам. Мне поступали все документы из аз-Зайтуна, так что для меня не секрет, что у вас в академии работает подпольная операционная. Кажется, именно это слово вы использовали в своих дневниках?

Вот значит как. По любому сдал кто-то из своих, спасибо, что не напрямую Великому Инквизитору.

Виктория отложила талмуд и стремительно встав, принялась мерить зал широкими шагами, так несвойственными высокородной даме. Куда только делась ее неспешная грация дикой кошки и королевская невозмутимость? Сейчас на меня смотрели обычные глаза обычной матери. В такие моменты понимаешь, что если что-то случается с близким, любимым человеком, то совершенно не важно, кто ты: властительница мира или кухарка. Горе бьет одинаково больно по всем, у кого есть сердце, и душа не превратилась в рудимент.