Сплетня
Шрифт:
Двор гудел, как улей: все обсуждали, удивлялись, намекали, что давно подозревали, хотя никто ровным счетом ничего не подозревал. Но много ли нужды в той правде: главное, что всех эта новость объединила, взволновала, обожгла дыханием подлинной жизни.
Но Гумале с Хасиком было не до возвышенных мыслей (хотя кому как не им бы, самый подходящий момент). Они бурно хлопотали в попытке накрыть хоть какой-никакой стол для гостей.
Хасик был совершенно прав: в запасах не было и пары яиц. Астамурова невеста шла замуж в дом весьма небогатый (что не могло не тревожить Гумалу: ох, балованная, небось, при таком-то отце). Немного подумав, Гумала послала Хасика к своей сестре, попросить курёнка – сварится быстро – а сама пошла спросить базарившую на дворе соседку, не даст ли взаймы немного кукурузной муки на мамалыгу.
До тётки Веры было добрых три километра в один конец, да к тому же она совсем не сразу поняла, чего Хасик от неё хочет в три часа ночи. Пока поохала, пока ловила курёнка, пока собиралась побежать вслед за Хасиком – «Вот только Джамала своего разбужу, скажу!» – пока полусонный Джамал настаивал насчёт выпить в честь свадьбы старшего племянника и искал чистый графинчик, чтобы из бочки нацедить… Словом, Хасик еле вырвался.
Когда, совершенно взмыленный, он всё-таки вернулся с жертвенным курёнком, гастрономическая жизнь в его дворе уже била ключом. Кто-то услышал Гумалин вопрос к соседке и, метнувшись домой, принёс сыр, кто-то – вино, кто-то – овощей с огорода, муки уже было даже с избытком, а асызбал Гумала и сама запасала на зависть многим. На козлы во дворе примостили припасённые Хасиком для починки сарая широкие доски – получился вполне достойный, просторный стол; на костре закипала мамалыга; ждали только курёнка тётки Веры, обречённого украсить весь этот пир.
Когда Гурам привез Астамура с Асидой, праздник уже вышел на линию высшего накала: сыпались тосты, лились песни… Над горами занимался прозрачный рассвет.
– Вот это да! – потрясённо выдохнула молодая жена, никогда такого не видевшая в своем городском быту. – И часто у вас такое?
– Бзиала бабаит, спха, – поднялась ей навстречу Гумала, – добро пожаловать домой, доченька…
* * *
Бзиала бабаит, спха…
Астамур вдруг представил, как держит на руках маленькую дочку, всматривается в её личико. Добро пожаловать в наш мир, доченька.
Ну уж дудки: парень будет! Сын! Астамур упрямо замотал головой и потёр ладонью лоб: какая сейчас разница? Что делать-то, как её от уберечь сплетен?
То есть, как уберечь их обоих: Асиду и ребёнка. Асиду и… дочку.
* * *
У них не было друг от друга тайн. Просто не получалось: даже если бы кто-то из них и хотел бы что-то скрыть, то в доме сразу становилось как-то колюче и неуютно, словно воздух менял структуру – и оба это прекрасно чувствовали.
Мило покруглевшая Асида подпёрла щёку кулачком, глядя на обедающего мужа. Пару минут она молча его разглядывала, потом вздохнула и произнесла:
– Всё-таки, не показалось. Говори уже, а?
– Как ты думаешь, почему уволился Валера? – словно невзначай обронил он, старательно пережёвывая пухлый лаваш.
– Валера? Который?
– Ваш молодой товаровед.
– А! Слушай, это удивительная история, – Асида захлопала ресницами и откинулась на спинку стула, – такой перспективный, и у начальства на хорошем счету – и чего ему тут не хватало? Вроде, планировал у нас как минимум до начальника отдела дорасти – и вот на тебе. Чудеса. А почему ты спросил?
– Потому, что я знаю природу этих… чудес.
– Тогда поделись, – улыбнулась Асида, пододвигая к нему стакан чая. – Про чудеса всегда слушать интересно.
– Честно говоря, – Астамур почесал бровь, – не уверен, что тебя это так уж порадует.
– Слушай, не томи уже, а? Выкладывай, что у тебя там.
– Валера твой боится. Меня.
От неожиданности кулачок Асиды даже соскользнул с подбородка:
– Тебя?! Да он тебя видел-то раз в жизни, небось. Когда ты кинулся его за чемоданы благодарить.
– Ну вот ему и оказалось достаточно. Потому что подружки твои сделали из этого удивительный вывод: они решили, что в следующий раз я его в тихом уголочке придушу.
– Что за чушь?!
– Действительно, чушь: наверняка они себе рисовали что-нибудь более джигитское и кровавое. Хорошо: прирежу.
– Аста!!
– И более того, – буднично добавил будущий отец и несостоявшийся убийца, пропитывая соусом хлеб и подчищая тарелку до блеска, – он сам, видимо, сделал такой же вывод.
Асида прищурилась, подозревая, что сейчас прозвучит главное. Астамур внимательно осмотрел тарелку на свет, нашел не до конца протертый след от соуса, кхекнул, как охотник, обнаруживший нору, и уверенным, быстрым жестом прикончил капли.
Гордо предъявил идеально чистую тарелку жене, но та лишь поджала губы и наклонила голову к плечу, глядя исподлобья: ну?
– Ну чисто же, ну что ты, – вздохнул Аста. – Похвалила бы, что ли: меньше мыть. О тебе же забочусь… Ну, – пожал он плечами, понимая, что тянуть дальше некуда, – можешь и не хвалить, как знаешь. Видишь ли, кто-то придумал, что вы в том поезде познакомились несколько ближе, чем хотелось бы ожидать, и что я об этом как-то узнал и пылаю справедливым гневом.
Асида посмотрела на свой живот, погладила его и вдруг, словно споткнувшись, замерла на миг и – расхохоталась.
Уф, выдохнул Астамур, пронесло. Теперь всё будет в порядке.
– И правда, какое удачное совпадение! – хохоча, признала Асида. – Господи, почему я сама такое не придумала? Я же могла бы тебя вволю дразнить и мучить предположениями.
Астамур отодвинул пустой стакан, поднялся и подошёл к ней, озадаченно глядя на её живот.
– Меня, честно говоря, мучает другое предположение, – признался он, почесав теперь затылок. – Как ты думаешь: а вдруг, всё-таки, дочь?..
* * *
Отсмеявшись и проводив мужа на работу, Асида прислушалась к себе. Да, что-то не так. Что-то свербит. Надо бы разобраться, а то так и будет скрести на душе, мешая жить и радоваться.
А жить Асида любила именно для того, чтобы радоваться. Особенно теперь, когда, после стольких лет затаённого страха бесплодия, внутри теплилось что-то удивительное и не до конца понятное.
Кто мог это всё придумать – вот в чем вопрос. Всю эту историю с Валерой. Да ещё напугать его так, что даже из города сбежал.