Сплоченность

Ткачев Микола Гаврилович

— Хватит вам, хлопцы. Я пошутил, — проговорил Платон, обрывая спор адъютантов. — Слушайте дальше… Перед собой я увидел гитлеровцев. Они ехали откуда-то и остановились на привал. Лошади стояли нераспряженные, солдатня болтала, бренчала котелками, ведрами — утро морозное, все аж гремит. Хотел я назад податься, обойти этот балаган — где там, прямо на меня группа солдат… Я — с дороги, за угол хлева. Решил пробраться во двор и спрятаться где-нибудь, переждать. Обошел хлев, вижу — уборная, а возле нее — ход во двор. Я туда. И попал из огня да в полымя. Во дворе — колодец, и возле него полно солдат с ведрами и котелками. Буквально возле меня солдат из уборной выскочил. Хорошо, что еще было не

совсем светло: не увидал он меня… Не помню, как я очутился в уборной. Закрылся на крючок, наготове держу тесак. Слышу — шаги, кто-то дернул дверь. Постоял, подождал, не вытерпел и побежал за угол хлева. Потом — снова солдат. И так один за другим — человек десять… Некоторые меня подгоняют. Я им отвечаю по-немецки — знаю язык не хуже их. Услышат ответ и бегут за угол. Прошло с полчаса. Слышу — во дворе затихло, по улице загрохотали колеса, поехали. Я немного успокоился, отцепил крючок, приоткрыл дверь — никого не видно. Вышел. Только со двора — глянь, у стены хлева офицер и конь под седлом. И больше кругом никого. Офицер оглянулся. Но я не дал ему одуматься — тесаком! Потом снял с него шинель, фуражку, накинул все это на себя, захватил сумку, вскочил на коня и галопом по выгону в поле… Вот так, Сандро, я достал тебе краски. В офицерской сумке были.

— Какой случай! Аа-яй-яй!..

— Готовый сюжет для новеллы. Разреши, Платон, я опишу все это, — сказал Малявка.

— Нашел темку, писатель, — процедил Турабелидзе. — Напиши хоть как следует, чтоб читать можно было…

Они, возможно, поспорили бы опять, но спереди долетел до них сурово-предупредительный голос Сеньки Гудкевича:

— Эй, шептуны! Хватит спорить, подъезжаем к деревне.

6

Партизаны повернули на дорогу, шедшую за огородами, проехали еще немного и остановились у старого полуразрушенного гумна. Борис спешился первым, ввел коня на ток. Здесь было тихо, пахло соломой и сеном. Камлюк, идя за Романом и Борисом, напомнил Новикову:

— Только не задерживайся.

С Новиковым пошел его адъютант Малявка. С Камлюком, Злобичем и Корчиком — Сенька и Платон. На гумне остался один Сандро. Идя к выходу, Камлюк сказал ему:

— Дай лошадям сена и жди нас.

Они направились к деревне. Узкая скользкая тропинка через огороды привела их ко двору Яроцких. Остановились в садике, под крышей хлева.

— Вы подождите здесь, — сказал Борис, — а я проберусь к хате…

— И я с тобой, — предложил Корчик.

— Что ж, давай, — согласился Борис и, ступив к калитке, стал нащупывать тайный запор.

Он бесшумно открыл калитку и, взяв Романа за руку, повел его за собой. Провел через сарай, затем через двор и только у самой хаты отпустил его. Остановившись, Роман некоторое время озирался по сторонам. Борис же, заметив в окне полоску света, пробивавшуюся из-под темного одеяла, приник к окну. С минуту он прислушивался к голосам, долетавшим из хаты, потом повернулся к Роману.

— Смотри, что вытворяют твои комсомольцы.

Роман прижался к окну. Хата была ярко освещена.

На загнетке пылала смолистая щепа, а у стола укрепленная в лучнике горела лучинка. За столом сидели Надя Яроцкая и Ольга Скакун, а вокруг них — остальные комсомольцы. Посредине комнаты стоял Вася Корольков.

— …Вступая в ряды подпольной комсомольской организации, — донесся голос Королькова, — я клянусь честно и дисциплинированно выполнять свои обязанности, нерушимо хранить нашу тайну, не жалеть своих сил и крови в борьбе за свободу и счастье Родины, за дело партии…

Роману хотелось войти в хату, крепко обнять Василька и всех-всех его друзей. За время войны он много раз встречался в условиях подполья с комсомольцами

Нивы: и на их собраниях, и на явочных квартирах, и на партизанских стежках-дорожках, и каждый раз радовался этим встречам. Но как быть на этот раз? Он не один, а с группой, и старшим в этой группе является Камлюк. В Ниву они заехали мимоходом, как в один из пунктов своей подпольной сети; сегодня они побывали уже в нескольких местах, им необходимо навестить этой ночью еще ряд пунктов. Впереди много дела, приходится торопиться, и Камлюк, конечно, не разрешит встретиться с комсомольцами на этом собрании. Не разрешит он это и по соображениям конспирации: пусть комсомольцы знают Надю как своего комсорга, как сельскую активистку, но им не к чему знать, кто из партизанских командиров и разведчиков приезжает к ней, где и когда они с ней встречаются.

— Как же нам, Борис, встретиться с Надей, наедине? — шепнул Роман, отходя от окна. — Не можем же мы сидеть здесь до рассвета.

Действительно, что-то надо было предпринять. Время шло, а комсомольцы не расходились, хотя было видно, что собрание уже закончилось.

— Надю я сейчас могу вызвать, — ответил Борис, вспомнив условный сигнал, который когда-то существовал между ними. — Звать?

— А как ты это сделаешь? Еще шум и гам на весь двор поднимешь.

— Не бойся, сделаю чисто.

— А как? — допытывался Роман.

Борис не успел ответить: из хаты до них донесся веселый смех.

— Вот, черти, никакой охраны не выставили, а шумят, хохочут, — рассердился он. — Придется сделать Наде замечание.

Вдруг Борис отшатнулся от окна и приглушенно вскрикнул. Роман схватился за пистолет, но сразу же успокоился: перед ними в тусклом свете, просачивающемся из окна, чернела знакомая волнистая борода дядьки Макара. Старик держал Бориса за плечо и не то с удивлением, не то с упреком качал головой.

— Ну и ловки вы, хлопцы, — наконец проговорил он. — Вы что, через крышу залезла во двор?

— Что вы, дядька Макар, — усмехнулся Борис, отходя от окна. — До крыши пока еще дело не дошло.

— А как же вы пробрались? Двор-то мой круглый — всюду запертый, сам я несу охрану. Дивно! Стою это я у ворот, посматриваю по сторонам, прислушиваюсь. Думаю, как бы тут кто-нибудь с улицы не подкрался, — ан вот что получилось — с тыла залезли. Признаться, испугался, когда заметил ваши фигуры у окна.

— Мы пробрались из садика, через калитку. Уж извините, что самовольничаем, — сказал Борис. — Нам надо повидать Надю, а она занята. Как бы это сделать…

Он замолчал, услышав стук двери. Из сеней донесся скрип половиц — молодежь расходилась.

— Спрячьтесь под поветь, — посоветовал Макар. — Я выпущу их на улицу и вернусь.

Он заспешил к воротам. Борис и Роман, отступив в темноту, следили за крыльцом. Из сеней друг за другом выходили комсомольцы, пересекали полосу света, выбивавшегося из окна, крались к воротам и бесшумно скрывались. Когда в полосе света мелькнула последняя фигура, у Бориса часто забилось сердце: это была Надя, она провожала друзей. Борис с трудом сдерживал себя, хотелось броситься к девушке. Но вот она направилась от ворот к повети. Видимо, отец сказал ей о том, что они здесь.

— Я пойду за Камлюком, — вдруг заявил Роман. — Все разошлись, теперь можно начинать и нам.

Он быстро скрылся. «Не хочет мне мешать», — улыбнувшись, подумал Борис и, увидев перед собою Надю, порывисто бросился к ней.

Она стремительно обняла его, прижалась лицом. «(Соскучилась», — подумал Борис, целуя ее глаза.

— Я весь промок… Осторожно!

— Осторожно? — она обиженно разняла руки и отступила на шаг назад. — Больше двух недель не виделись, и теперь — осторожно? Почему так долго глаз не казал?