Спокойно, Маша, я Дубровский!
Шрифт:
Ей требовалось тихое спокойное место – сделать телефонный звонок. Час был не слишком поздний – начало одиннадцатого, и бабуля не сомневалась, что нужный ей человек еще не спит.
Нужного ей человека звали Артем Данилович Дыбенко. Он преподавал математику в юридическом институте МВД, заведовал кафедрой, носил звание доцента, имел кандидатскую степень и писал докторскую. Именно от этого многотрудного интеллектуального процесса отвлек его звонок бабули.
– Добрый вечер, Тема! – сказала она бархатно-твердым, как замшелое бревно, учительским голосом.
При его незабываемых звуках доцент Дыбенко подобрался и расшаркался, как пай-мальчик, каким он был тридцать лет назад:
–
Сорокалетний Тема питал к своей бывшей учительнице глубокое уважение, которое с годами только крепло. Этому очень способствовали семейные обстоятельства доцента Дыбенко: он оказался решительно неспособен привить любовь к точным наукам собственным детям. «Это нормально. Сапожник без сапог!» – дипломатично утешила Артема Петровича мудрая Катерина Максимовна, призванная на подмогу. Это она заставила сына бывшего ученика проникнуться живым интересом к интегралам и логарифмам, вытащила его «на медаль» и подготовила к поступлению в престижный столичный вуз. Второкурсник Саша Дыбенко до сих пор с трудными вопросами по сопромату звонил по междугородке не папе-доценту, а пенсионерке Кузнецовой. А с учетом того, что дочь Артема Петровича уже доросла до девятого класса и при честолюбивом намерении обучаться в престижном Институте мировой экономики имела по алгебре слабенькую «троечку», роль личности Катерины Максимовны Кузнецовой в семейной истории Дыбенко обещала быть непреходяще значительной.
– Тема, извини за беспокойство, но у меня важное дело. Нужна твоя помощь, – произнесла Катерина Максимовна все тем же чудесным голосом, который доцент Дыбенко тщетно силился воспроизвести в аудитории.
– Конечно, Катерина Максимовна, о чем речь! Рад буду помочь! – Артем Петрович и впрямь обрадовался.
Идейная учительница Кузнецова упорно отказывалась брать плату за свои занятия, так что папа троечников Саши и Кати был перед ней в долгу.
– Прекрасно. – Голос Катерины Максимовны остался твердым, но слой амортизирующего мха на палке-погонялке сделался толще. – Тема, мне нужно знать, что известно об обстоятельствах смерти гражданки Павелецкой Дарьи Михайловны, проживавшей по адресу: улица Нововасильевская, дом тридцать пять, квартира шесть. Узнаешь у своих?
«Своими» доцент Дыбенко, как каждый преподаватель, считал всех, кого когда-то учил. За семь лет работы в вузе таких набралось немало. Поскольку институт относился к системе МВД, выпускники его работали в том же ведомстве, и у Артема Петровича было множество добрых знакомых среди гаишников, оперов, следователей и даже прокуроров.
– Повторите, я запишу...
Доцент зафиксировал информацию и позволил себе осторожно поинтересоваться:
– Это у вас что-то личное, Катерина Максимовна?
– Лично-общественное, – ответила та. – Есть необходимость решить одну задачку, нужны данные. Срочно!
Способности старой учительности по части решения любых задачек Артему Петровичу были хорошо известны, и на расширенном ответе он настаивать не стал.
– Узнаю все, что смогу, и сразу же позвоню, – пообещал он.
– На этот номер, – уточнила Катерина Максимовна. – Спасибо, Тема. Спокойной ночи!
Старая учительница прекрасно знала всех «своих» – на слово бывшего отличника Темы Дыбенко можно было твердо положиться.
Катерина Максимовна убрала в сумку телефон, но выйти из-за пожарного щита, в густой тени которого уединилась для конфиденциального разговора, не успела. Сначала ей помешала нетрезвая парочка, которая по затейливой кривой влеклась по дорожке, оглашая окрестности звуками сочных, как лопающиеся от спелости абрикосы, поцелуев. Как раз напротив щита целующиеся остановились, чтобы тесно пообниматься друг с другом и с припутывающимися к ним ветвями орешника, и бабуля из вежливости отступила поглубже в тень, под елочку. По характерному запаху она поняла, что до нее тут уже кто-то побывал, причем с конкретной целью, но было поздно: туфли уже испачкались. Поэтому, выйдя из общественной хвойной уборной, Катерина Максимовна еще долго топталась на краю травяного газона, шаркая подошвами по жесткой, как щетка, выгоревшей траве. От этого занятия ее отвлекла одинокая летучая мышь, спикировавшая на белый отложной воротник бабулиного платья с неясной целью. Возможно, растревоженное чужими любовными играми животное тоже искало себе компанию, но Катерина Максимовна к мышам всех родов питала стойкую антипатию, в связи с чем общительный родич Бэтмена был безжалостно отброшен прочь. Сама бабуля побежала в противоположную сторону, заблудилась в орешнике и вернулась в свой коттедж гораздо позже, чем планировала.
Свет она не включила, чтобы не разбудить внучку, поэтому ее отсутствие заметила не сразу, а лишь когда окна снаружи осветили фары подъехавшего автомобиля и вслед за разноголосой мужской руганью послышались частые удары в дверь соседнего домика.
– Инка, Зяма, я знаю, что вы здесь! Открывайте! – потребовал сердитый голос внучкиного кавалера.
Одновременно со стороны окна, обращенного к забору, донеслись звуки какой-то подозрительной возни.
Катерина Максимовна поняла, что враги подступают со всех сторон. Попасть в окружение бравой бабуле не улыбалось, и она выбрала тактику мгновенно. Собственная сумка была при ней, а сумку внучки она стащила с прикроватной тумбочки, проследовав мимо нее в высокоскоростном полуприседе. Неприятель, занятый возней с дверью шестого коттеджа, щуплой фигуры, юркнувшей в кусты с крыльца домика номер пять, не заметил.
Едва воссоединившись, семейный квартет «Кузнецовы и К» распался, и каждая из его частей пошла своим путем, горько сокрушаясь о понесенной потере.
31
Забор из редких железных прутьев оказался преградой плевой, даже мы с Трошкиной не затруднились ее преодолеть. К реке спускаться не стали, хотя Зяма, вообразивший себя вождем племени, бубнил что-то о воде, которая скроет все следы. Случайно встреченное такси скрыло наши следы ничуть не хуже. За пятнадцать минут и сто рублей мы по пустой набережной проскочили на другой конец города и высадились из машины в непроглядной тени под Толстовским мостом. Устало присев на основание первой бетонной опоры, мы поиграли немного в гляделки, и Зяма заговорил первым.
– Милая, я же просил тебя обязательно отсечь «хвост»! – с укором сказал он Алке.
Я не сразу поняла, что смысл сказанного братцем не сводится к его недовольству анатомией подруги, которой не помешала бы пластическая операция в районе седалища. Я даже скривила шею, чтобы взглянуть на пятую точку Трошкиной.
– Да идите вы! – отодвинувшись, обиженно сказала Алка. – При чем тут я? Я свой «хвост», если он был, зарубила насмерть! Ты, Зяма, себя спроси: соблюдал ты светомаскировку и режим молчания?
Зяма, который ничего такого не соблюдал, виновато потупился, а у меня вдруг родилось страшное подозрение. Я обмозговала его на протяжении нескольких секунд и выдала компаньонам в виде категорического распоряжения:
– Немедленно отключите все мобильники! Никаких разговоров! Сдается мне, Кулебякин не зря десять минут трепался со мной по телефону! Наверное, задействовал спецтехнику, чтобы определить, где находится мобильный собеседника.
– Запеленговал тебя, как главаря террористов?! Ну, силен Денис! – восхитился Зяма. – Представляю, чего ему стоило это организовать!