Спор о варягах
Шрифт:
Следует ссылка на нашу коллективную работу и на книгу С. И. Конкурсной (1973). Однако, по нынешнему мнению Кузьмина (2003: 221),
«новый материал неизбежно порождает старые вопросы. Снова возникает потребность объяснить, почему на территоррии, где соприкасаются варяги и угро-финны, распространяется славянский язык, почему нет сколько-нибудь заметных проявлений германских верований, почему так быстро исчезают варяжские имена, причем в княжеской династии раньше, чем у рядовых дружинниках (опечатка: дружинников. —77. К.). На все эти «почему» норманизм, очевидно, не в состоянии дать ответ».
Ну, норманизм, может, и «не в состоянии», а мы в состоянии. И ответ этот вовсе не в предполагаемом отказе от норманнской принадлежности варягов.
Но вернемся к нашей публикации в сборнике Шаскольского.
За этой работой последовали более подробная книга трех участников семинара в соавторстве (Булкин, Лебедев и Дубов 1978) и несколько коллективных обобщающих статей, сделанных в основном участниками моего семинара, с привлечением специалиста по древним мечам А. Н. Кирпичникова, заведующего сектором славяно-русской археологии Института истории материальной культуры АН (Кирпичников и др. 1978; 1981; 1986). Эти были менее подробными и менее задиристыми. Чувствовалась редакторская рука заведующего сектором.
К этому времени члены семинара, оканчивая Университет, устраивались на работу в славяно-русский сектор ИИМК. Сотрудниками сектора стали Назаренко, Петренко, Рябинин, Носов. Но в соавторстве с Кирпичниковым оказались и университетские преподаватели Лебедев, Булкин и Дубов.
А. Н. Кирпичников, лучший специалист по древнерусскому оружию, прославился тем, что, протравливая лезвия мечей, нашел на них кириллические надписи, а это означало, что по крайней мере некоторая часть мечей проходила через местные мастерские в Древней Руси. Это не меняло общей картины соотношения компонентов в местной культуре (мечи всё равно не скандинавские, а франкские), но усиливало значение славянского компонента. Поэтому Кирпичникова воспринимали тогда как сторонника скорее антинорманист-ской позиции, и кто-то мог подумать, что выстраивание семинара в шеренгу за ним сигнализирует об отходе «отряда» от прежних позиций.
Это не так. Ребята, конечно, искали союза с администрацией ИИМК, чтобы обеспечить себе прочные позиции хотя бы в Ленинграде — для борьбы с антинорманизмом, тогда насаждавшимся из Москвы, где царствовал Рыбаков и где Авдусин имел прочные позиции. Но это не означало идейных уступок по существу.
Наиболее склонен к идейному компромиссу был И. В. Дубов, который быстро продвигался по партийной карьере (стал секретарем парткома Университета!) и тяготился ореолом научного диссидентства, писал ультрапатриотические книги в соавторстве со своим другом, секретарем обкома. Но Дубов и поддерживал тесные связи со своими товарищами по семинару, особенно с Лебедевым. Более того, он открыл новый вид источников, рассказывающий о норманнах на славянских землях (граффити с рунами на арабских дирхемах). Г. С. Лебедев продолжал заниматься норманнской культурой Скандинавии для лучшего определения норманнских элементов на Руси и в 1885 г. выпустил монографию (свою кандидатскую диссертацию) на эту тему.
В. П. Петренко занимался норманнскими древностями Прибалтики и написал шуточный «Гимн оголтелого норманизма», который распевали во многих экспедициях. Жесткие столкновения с антинорманистами (прежде всего с Д. А. Авдусиным) шли на скандинавистских конференциях и на страницах отечественных и зарубежных журналов. Наиболее острая схватка происходила как раз в 1978 г.
Более того, можно скорее уловить сдвиги в позиции самого А. Н. Кирпичникова. Он отверг старую установку считать призвание варягов вымыслом, даже выдвинул вместе с Лебедевым и Дубовым новую идею о реальной основе легенды о призвании — Старой Ладоге как первой столице Рюрика. Во всяком случае, теперь раздражение антинорманистов обрушилось и на него. Кроме того, ребята из семинара завели дружбу с молодыми участниками Авдусин-ских экспедиций и активно склоняли тех на свою сторону. В конечном счете, на позициях, близких к славяно-варяжскому семинару, оказались москвичи Петрухин, Пушкина и другие. Особенно тесная дружба завязалась с учениками московского историка В. Т. Пашуто, развивавшего идеи многоэтничной основы древнерусской государственности. Отношения же Глеба Лебедева с Кирпичниковым развивались двояко: с одной стороны, сотрудничество, с другой — соперничество в борьбе за руководство раскопками Ладоги (первенство осталось за Кирпичниковым).
Я в это время занялся другими темами и другой частью моего Проблемного семинара (энеолит, бронзовый век, скифы и теоретическая археология), а руководство славяно-варяжским семинаром переняли Г. С. Лебедев, затем (во второй половине 70-х) В. А. Булкин и позже снова Г. С. Лебедев. В 1995 г. по инициативе Лебедева тридцатилетие дискусии 1965 г. было торжественно отмечено юбилейной сессией в Университете, материалы которой были опубликованы в журнале «Стратум-плюс».
IV. Норманистский выпад и асимметричный ответ
Спор четырех А и четверо из семинара
В 1960-е и почти все 1970-е гг. кафедру археологии Московского университета еще возглавлял А. В. Арциховский. Из его учеников выделялся проф. Д. А. Авдусин — археолог с медальным профилем и большими организаторскими способностями, человек интересный и по-своему обаятельный. Он перенял у своего учителя его подчеркнуто патриотическую позицию по варяжскому вопросу и довел ее до крайности, выдвинув радикальные решения. Во главе экспедиции Московского Университета он раскапывал важнейший памятник древнерусской дружинной культуры Гнездовский могильник под Смоленском, уже давший ранее богатые комплексы с вещами скандинавского характера и скандинавские по обряду.
В 1968 г. проф. Авдусин посетил в Норвегии Осло и Берген и выступил с докладом о Гнездовском могильнике и проблеме варягов. Этот доклад лег в основу статьи, опубликованной на английском в ведущем теоретическом журнале норвежской археологии, выходящем на английском языке, «Норуид-жиан Аркеолоджикал Ривью» в 1969 г. С откликами в следующем году выступили норвежский археолог Шарлотта Блиндхейм и финский Элла Кивикоски, а в 1971 г. — Йохан Кальмер из Швеции. В 1972 г. редакция журнала обратилась к нашему семинару с предложением включиться в дискуссию. Мы не могли отказаться от такой возможности и представили сразу три статьи четырех авторов, опубликованные в 1973 г.
Я выступил с общей критикой Авдусина по вопросам историографии и методики. Глеб Лебедев и Володя Назаренко («Связи между русскими и скандинавами в IX—XI вв.») очертили по археологическим данным сложную картину проникновения норманнов на земли будущей России, проникновения, имевшего разный характер в разные периоды и в разных районах. Впоследствии это положение подхватил, со ссылками на работы Лебедева и его соавторов, американец Томас Нунан и сделал это основой своей концепции норманнов на Востоке (Моопап 1986; 1991 и др.). Василий Булкин («О классификации и интерпретации археологических материалов из Гнездовского могильника») кратко рассмотрел даные о соотношении славян с норманнами в Гнездовском могильнике и еще в одном памятнике. Дело в том, что Авдусин не заметил рядом с могильником относящееся к нему поселение. Это поселение открыл и начал раскапывать замечательный ленинградский археолог Иван Иванович Ляпушкин, ученик Артамонова, и Булкин участвовал в его раскопах (после смерти Ляпушкина Авдусин прибрал раскопки этого памятника к своим рукам).