Спор о варягах
Шрифт:
Если взглянуть с этой точки зрения на миграцию норманнов в Восточную Европу, то прежде всего надо определить, какова степень достоверности этой миграции по письменным и лингвистическим источникам и какой тип миграции вырисовывается по этим данным. Это необходимо, тем более что три века достоверность этой миграции яростно оспаривалась в России. Поскольку антинорманизм был исключительно русским явлением, не приходится сомневаться, что он был продуктом патриотических амбиций. Впрочем, норманизм тоже не был свободен от идеологической аранжировки: в России он был одно время средством дискредитации царской власти (у Покровского), у немцев — продуктом националистической спеси.
Собственно, сам летописный рассказ о призвании варягов в 862 г. —- не вполне письменный источник. Его фиксация в Начальном своде летописи отделена от самих описываемых
Но сомнения могут касаться лишь самого факта призвания и подробностей состава и размещения прибывших варяжских князей. То, что они прибывали в IX в. с дружиной и размещались «на постой» в восточнославянских городах — сначала в Ладоге и Новгороде, потом в Киеве и прочих, — несомненно, и откуда они прибывали — также хорошо известно (из Скандинавии). Это, во-первых, подтверждается перекрестными свидетельствами Повести временных лет (Гринев 1989; Носов 1990; Фроянов 1991; Кирпичников 1992; Стрельников 1997), византийских и западноевропейских хроник (Васильевский 1908; Петрухин и Мельникова 1989; Вертинские анналы 1936), арабских и других восточных средневековых сочинений (Гарка-ви 1870; Ковалевский 1956; Заходер 1967) и скандинавских саг (Рыдзевская 1978; Джаксон 1991) о позднейших воинских и торговых путешествиях викингов в Киевскую Русь и (через Русь) в Византию или Хазарию. Во-вторых, в Западной Европе сохранились и сведения тамошней хроники о норманне Хрёдриге, или Рёрике, действовавшем в IX в. в Ютландии и имевшем приключения на востоке, а Рёрик в славянской передаче должен был стать Рюриком, и эти приключения совпадают по дате со временем летописного появления Рюрика в Новгороде (Крузе 1836а; 18366). Отождествление не безупречно (Ловмянский 1963), но возможно (Александров 1997), а были и другие норманны с этим именем.
Отражена экспансия на восток и в шведской эпиграфике: рунические надгробные камни повествуют о подвигах в Гардарики (Мельникова 1877).
Лингвистические данные этому не противоречат. Возьмем ономастику. Все первые князья и княгини восточных славян, известные летописи (Рюрик, Игорь, Олег, Ольга, Рогволод-Рагнвальдр, Рогнеда, Малфредь и др.), носят норманнские имена, как и их родственники, дружинники и купцы (Аскольд, Дир, Свенельд, Инегелд, Игелд, Акун, т. е. Хакон, Фарлаф, Руалд, Ивор, Берн, Шихберн, Турберн и др.). Имена эти не раскрываются из славянских корней, а сложены из скандинавских германских. Само наименование «Русь», возможно, происходит от самоназвания группы норманнских викингов «Руодси». Слово гиб (в значении 'дружина', 'военно-морское ополчение') обнаружено в рунических надписях на камнях XI в. в шведской области Упланд (Кирпичников и др. 1986: 203-204,391). Во всяком случае в финском языке слово «Ру-отси» означает'Швеция', а в восточнофинском диалекте (на стыке со славянами) оно произносилось как «Руосси». Если о норманнах восточные славяне впервые узнали от финнов, то естественно, что от них заимствовали и термин. Переделка в «Русь» вполне аналогична соответствию Суоми — Сумь и входит в ряд северных этнонимов: Чудь, Весь, Водь, Емь, Ливь (Томсен 1891; Шахматов 1904). Город Суздаль и назван по-норманнски — его название означает «Южная Долина».
Правда, третье поколение Рюриковичей уже носит чисто славянские имена (Святослав, Владимир, Всеволод) и явно ославянилось, почитает славянских богов, хотя некоторое время детям даются дополнительно и скандинавские имена: еще внук Мономаха Мстислав имел второе имя Гаральд, а Всеволод — Холти. В язык же восточных славян, теперь называемый русским, вошло всего несколько десятков норманнских слов (ТН0гпрш$1:1948). Это, однако, обозначения понятий, связанных с новыми реалиями — развитой государственностью (князь, княгиня, витязь, гридь, стяг, стул, тиун, ябетьник, вира, суд, кнут), торговлей (ларь, ящик, лавка, скот) и мореплаванием (шнека, якорь).
Норманнская династия объединила разрозненные до того восточнославянские племена под управлением одной семьи Рюриковичей. Норманны сумели насадить некоторые свои обычаи в государственном управлении, праве и культуре. Введенное князьями полюдье было копией норвежской «вейцлы» и шведского «ёрда». Некоторые законы Русской правды были аналогичны скандинавским — суд 12 граждан, закон о езде на чужом коне, размер штрафа в 3 денежных единицы (в датском праве 3 марки, в русском — 3 гривны) и т. д. У всех народов государь обзаводился собственной гвардией и жаловал ее, но дружина, состоявшая поначалу из соплеменников, разорвавших с родоплеменной общиной, — типично скандинавское явление, как и термин «гридь». У всех варварских обществ пиры занимают важное место в быту родовой знати, но своей избирательностью «почестей пир» русских былин очень близок к скандинавскому пированию, входившему в кодекс чести конунга и связывавшему его с дружиной. Со скандинавами пришли и их предания. Смерть «вещего Олега» от собственного коня соответствует смерти Орварра-Одда от коня Факки в исландской саге и в некоторых английских сказаниях (Рыдзев-ская 1978:185-193).
Из-за кремации антропологические данные скудны, но по тем, которые все-таки собраны о христианском времени, некоторое присутствие скандинавов прослеживается (А1ек$ееуа 1974; Санкина и Козинцев 1995; Санкина 1998).
Итак, та популяция норманнов, которая распространилась по восточнославянским землям, была сравнительно небольшой, но влиятельной, захватившей власть. Она внесла свой вклад в славянскую культуру, историю и государственность, но затем ославянилась и растворилась в восточнославянской народности. Новые группы варягов, приходившие в конце X —- XI вв., нанимались на службу к своим ославянившимся предшественникам или проходили дальше на юг, в Византию.
О норманнских походах идет длительная дискуссия в науке — что это было: освоение территории под хозяйствование (1апс)пат), разбойничьи походы, торговые экспедиции, завоевание или основание государств (Маг1:еп$ 1960; Стендер-Петерсен 1960; Гуревич 1966; РаЬег 1968; Капс1$Ьогд 1981; Эап$$оп 1997; и др.)? Поведение викингов было одним и тем же, но из-за разных условий в разных странах их экспансия могла приобретать разный характер. Как обстояло дело у нас по письменным данным?
По классификации Мерперта (1978), предложенной для другой эпохи, миграция норманнов на юго-восток близка к его третьей модели: завоевательным походам и военным вторжениям. Если сопоставлять с классификацией Кристиансена (Кп$1п*ап$еп 1991), то миграцию варягов на славянские земли пришлось бы отнести к «выборочным», а из этих вариантов трудно указать какой-то один. Она имеет признаки всех четырех типов: 1) завоевания, 2) движения купцов, 3) основания торговых станций и колоний, 4) выселения трудовых групп и изгоев. В классификации В. С. Титова (1983) соответствий просто нет. Наиболее близкое соответствие к тому, что налицо в случае прихода варягов, находим в классификации И. М. Дьяконова, разработанной для Древнего Востока. Это его пятый тип (добровольное переселение), причем подходят два его варианта: б) захват мелких государств небольшими группами пришельцев (у Дьяконова — кочевников-скотоводов); в) смещение земледельческой популяции — уход части ее на смежные или заморские территории из-за возникновения избытка населения.
3. Археологические данные в пользу миграции
Поскольку норманны явились в ареал славянского расселения издалека, а перед тем не было значительных контактов, культура, которую они принесли, должна была резко отличаться от местной. Типы артефактов были в этих землях новыми, они появились здесь абсолютно готовыми, а прототипы имели только на северо-западе, в Скандинавии. То же касается типов сооружений — могил и домов. Чуть ли не каждую из этих категорий по сути можно использовать как «этнический показатель». Это не реабилитирует концепцию «этнических показателей» в целом, потому что в других случаях опознавательный метод может не сработать, но в данном случае «этнические показатели» все-таки налицо. А коль скоро их много, и нередко они появляются все вместе, во взаимосвязи, в комплексе, то налицо и позитивный ответ на «комплексный» («лекальный») критерий.
Некоторую возможность оспаривать их норманнскую принадлежность давало то, что многие артефакты и сооружения такого рода оказываются на той же территории, что и местные традиционные вещи и комплексы, вперемешку с ними, даже с примесью местных. Более того, есть «вещи-гибриды», с признаками обеих культурных традиций — пришлой и местной (а то и местных). Это давало повод ставить в каждом отдельном случае под вопрос норманнскую принадлежность людей, обладавших этими вещами и оставившими эти конкретные комплексы. Но и в этом случае надо же как-то объяснить, как попали сюда эти типы вообще. Вещи и их типы могли прибыть по торговым каналам, но не всякие вещи шли в торговлю (скажем, культовые предметы), а обряды (способ погребения, устройство дома) вовсе не шли.