Спор о варягах
Шрифт:
Франкских мечей с клеймами действительно мало найдено в Швеции, но только потому, что шведские археологи не умели обнаруживать клейма — это ведь сравнительно недавнее открытие Н. Н. Кирпичникова в России. Как только методику протравливания клинков усвоили скандинавские археологи, находки чередой пошли в Швеции, Норвегии и Финляндии (Кирпичников и Стальсберг 1995). Да и, в конце-концов, мечи-то франкские.
Мы не знаем, почему в скандинавских могилах на восточнославянских землях нередко оказывается по одной фибуле — как-то изменилась мода ношения плаща. Использовались в костюмах и местные украшения — они не нарушали обряда. Да и обряд мог несколько изменяться — норманны были весьма пластичны. Поклонялись местным богам, считая, что боги свои не у народа, а у страны.
Сугубыми грабителями и разбойниками норманны-викинги выступали там,
Какие бы сомнения ни выдвигались по поводу раннего норманнского присутствия на Руси, это присутствие зафиксировано археологами — нами предъявлены списки памятников и карты, распределенные по векам, начиная с IX (Клейн, Лебедев и Назаренко 1970; Лебедев 1985: 227-235; Жарнов 1991 и др.).
Последняя, седьмая глава трактует вопрос об этносе и первоначальной родине варяжской руси. Здесь Фомин подробно расписывает, сколь богатой была культура западных славян, как она влияла на культуру Швеции (шведы заимствовали из славянской речи слова 1ос1Ыа, 1:огд, Ье$теп, 1о1к, ркзсНаП:). Более существенно, что керамика Севера восточнославянской Руси IX в. (Рюриково городище, Изборск и др.) в значительной части очень близка керамике Южной Балтики. Этому соответствуют северолехитские черты новгородского диалекта. Фомин ссылается на Обнорского, но мог бы сослаться и на Петровского (1922), это добавило бы некоторые западные черты. По признанию «норманистки» Стальсберг, заклепки ладьи из Плакуна напоминают скорее южнобалтийские, чем скандинавские. Камерное погребение с гробовищем, анализированное петербуржцем К. Михайловым, находит аналогии в Дании и Шлезвиг-Гольштейне конца IX — начала X вв. Поэтому, мол, гривны с молоточками Тора нельзя трактовать как скандинавский признак.
Из всего этого Фомин делает вывод: это южнобалтийские славяне, спасаясь от немецкого давления, стали массами переселяться в Приильменье — они и есть летописные варяги. Это был не единственный их поток: в VIII в. южнобалтийские славяне поселились и на о. Готланд и основали там г. Висби. В XI в. в земле лютичей жило племя, поклонявшееся Вотану, Тору и Фрейе.
Это тоже серьезные аргументы. Но и эти факты допускают различное толкование. Фомин совершенно забывает традиционое представление о западном («ляшском») происхождении вятичей и радимичей (Вщак 1949; Соловьева 1968 и др.), а Янин с Алешковским (1971: 49-51) обоснованно добавили к этому западнославянское происхождение кривичей, особо подчеркивая их связь с новогородцами. Как раз наличие западной керамики и диалектные черты больше говорят о массовом переселении, чем о приходе военной элиты, описанном летописью и иностранными источниками (арабскими, греческими) как приход варягов. Что касается молоточков Тора, то в приведенной И. В. Дубовым (1970: 263) карте распространения гривен с этими молоточками видно, что они занимают сплошную территорию, охватывающую юг Швеции и Норвегии, Готланд, Данию и Шлезвиг, Мекленбург, но не дальше на восток по побережью. Именно северное крыло этого очага дает простирание на восток — в Северную Русь. Западные аналогии К. Михайлова (1996) говорят и вовсе не о западных славянах: концентрируясь в Ютландии, они, скорее, могут быть истолкованы как след ютландского происхождения Рюрика и его дружины, но никак не признаки вагров.
О реакции научной общественности можно судить по рецензии украинского нумизмата Н. Ф. Котляра (2007), носящей характерное название: «В тоске по утраченному времени».
Вот и все антинорманистские «итоги дискуссии по варяжскому вопросу».
VIII. Миграция варягов
Предварительные замечания
Помещаемая далее статья была написана в 1997-1998 гг. для Псковской археологической конференции «Скандинавия и Русь» и была отдана в труды конференции для напечатания. Но сборник трудов не вышел, и статья была возвращена автору. Нигде до сих пор не печаталась.
Статья эта входит в серию моих статей, посвященных разработке археологической теории выявления миграций. Серия эта началась с брошюры «Археологические признаки миграций» (Клейн 1973а) — планировавшегося доклада на Чикагском международном конгрессе антропологических наук, на который меня, конечно, не выпустили. Но доклад напечатали. Далее у меня было несколько статей, посвященных конкретным дальним миграциям (Клейн 1971; 19736; 1984; 20006).
В 1999 г. я выпустил большую статью (Клейн 1999), в которой разработал подробно критерии выявления миграций 1973 г. и выдвинутую тогда идею, что археологические признаки будут разными у разных типов миграций. К этой статье было намечено две, так сказать, вспомогательных статьи, в которых выдвинутые археологические критерии выявления миграций приложены к конкретным миграциям, одна — о миграции в бронзовом веке на Крит (Клейн 2000а), другая, представленная здесь, — о миграции варягов.
«Призвание варягов » и археологические признаки миграций
1. Проблема
Те события, которые в Скандинавии именуются «походами викингов», а в остальной Европе повсеместно называются «норманнским нашествием», «норманнским завоеванием», «инвазией норманнов», в российской истории окрещены термином «призвание варягов». Вряд ли это отражает какое-то особое качество норманнского вторжения в Гардарики (норманны здесь были такими же, как везде, но условия другими). Скорее, это следствие того, что в России, как в Нормандии и Англии, надолго закрепилась норманнская династия, и ее окружению требовалось обосновать легитимность правления (Шахматов 1904; Кирпичников 1997; [1998]). Впрочем, сам эпизод призвания мог и иметь место, но после вторжения советских войск в Чехословакию и в Афганистан (и то, и другое было обставлено «призванием») мы хорошо понимаем, что реальность «призвания» и наличие «призывающих» не имеют никакого значения для сути событий.
Появление норманнов в Восточной Европе было подготовлено и вызвано определенными процессами в Скандинавии (Лебедев 1985), и, поскольку норманнское нашествие охватило всю Европу, ясно, что состояние подвергнутых нашествию стран не очень сказывалось на самом факте нашествия (разве что какие-то страны были более привлекательны, чем другие). От состояния этих стран больше зависели результаты нашествия, его последствия для местного населения.
Во всех случаях норманнского распространения с Севера Европы налицо инвазия, то есть военная и достаточно массовая миграция (Гуревич 1966), какими бы дипломатическими мерами она ни сопровождалась — династическими браками и союзами, договорами, взятием варягов на службу (и сейчас бывает, что дань грабителям оформляется как плата за охрану — приобретение «крыши»). «Призвание варягов» — один из частных случаев миграции.
Причем это случай, в силу исторически позднего времени, отраженный в разных видах источников — не только археологических. Поэтому он может служить пробным камнем для проверки методов обнаружения миграций по археологическим данным.
Четверть века тому назад в докладе Чикагскому конгрессу антропологических и этнографических наук (Клейн 1973) я суммировал исследования по археологическим критериям выявления миграций и предложил принципиально новый подход к этой проблеме. Вместо опоры на отдельные критерии миграции вообще (этнические показатели, комплексный или лекальный и т. п.) я предложил решать проблему для каждого класса миграций отдельно. С удовлетворением могу отметить, что в отечественной науке дальнейшая теоретическая разработка проблемы археологического выявления миграций пошла по предложенному мною пути (Мерперт 1978; Титов 1982; Дьяконов 1983). Правда, в статье В. С. Титова, где целая глава посвящена переложению моей работы, мое имя даже не упоминается, но это не вина Титова (в то время я был репрессирован и имя мое вычеркивалось).
Однако в моей работе предлагалось не только разрабатывать критерии для каждого типа миграций отдельно. Я предлагал также искать археологические признаки не миграций вообще, а отдельных структурных компонентов миграции, полагая, что отдельные компоненты могут входить в миграции разного типа и что тип определится специфическим сочетанием компонентов, а следовательно, и археологических следов. Эта часть моей работы пока осталась втуне и ожидает дальнейшей разработки (Клейн 19996).
2. Достоверность миграции и ее тип