Спорим, будешь моей
Шрифт:
Похрен. Нет, смешно.
– Анжелика, просто иди и сядь в машину, – отзывается батя крайне терпеливо. – Артем знает, что делает. Он ответственный.
– Угу, – выдает сеструля резко, лишь бы возразить.
Я ухмыляюсь.
– Приятно, наверное, когда родители считают тебя божеством, – ехидничает Вероника.
На это я уже откровенно ржу. Мама с папой тоже не сдерживаются. А мелкие гремлинши хором фыркают и гуськом покидают столовую. Салютую родителям и иду за ними.
Заставляя их пищать и возмущаться, намеренно
– Ты специально? Специально? – пыхтит Маринка и топочет от досады ногами.
– Очевидно же, что специально, – с ухмылкой подтверждаю я.
– Достал!
– Ладно, змеиная принцесса, не бузи, – миролюбиво заключаю, услужливо открывая перед ней переднюю дверь. – Прошу.
– Спасибо, черт возьми!
– Без ругательств, принцесса.
– Это не ругательства.
Пожимаю плечами, будто в самом деле думаю над ее словами.
– Все равно убого.
– Это ты говоришь? Сам материшься, как… Как… Как гопник!
– Я парень.
И этим все сказано.
– Ой, что ты… Лично я в этом вопросе не вижу разницы!
– Рина, сядь, блядь, в машину.
Терпение на исходе.
– Вот! – вопит мелкая, тыча в меня пальцем.
Я только качаю головой и ржу.
– Надеюсь, ни за кем из твоих друзей мы заезжать не станем? – спрашивает Ника, когда мы все, наконец, забираемся в тачку.
– Надейся, – ухмыляясь, регулирую зеркала.
– Артем!
– Что?
– Заезжаем или нет?
– Нет, – завожу мотор и выезжаю со двора.
– Так бы сразу и сказал!
– Сказал же.
– Ты невыносимый!
– Как и все парни, – поддакивает сидящая рядом с ней Анж.
– Нет, если честно, Тёма еще ничего… – замечает вдруг Вероника.
Я тут же реагирую. Быстро смещаю зеркало заднего вида, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Тебя кто-нибудь донимает? – интересуюсь настороженно.
Ника краснеет и ерзает.
– Есть один придурок…
– Сейчас подробнее, – голос невольно жестче становится.
– Он перевелся к нам в академгородок из Одессы… – протягивает Ника нерешительно. – И сразу ко мне прицепился. В открытую не донимает. Но намеки… Всякие… Постоянно бросает. Все смеются. Достал уже!
– Ага, а вчера он завалился к нам в раздевалку, – добавляет Анж. – Типа ошибся!
– Покажешь. Разберемся, – хмуро обещаю я, забывая о том, что спешил.
В принципе, на то, чтобы прижучить наглого пиздюка, много времени не уходит. Действую немного агрессивнее, чем требует ситуация. Зато быстро и доходчиво. Десять минут спустя уже спокойно качу в академию.
В тишине салона позволяю себе воскресить в памяти прошедшую ночь. Мать вашу, едва это делаю, миллисекунды, и меня будто на крутом аттракционе подбрасывает. Все внутри взмывает и скручивает до одуряющего жжения.
Вот вроде что-то такое предполагал, когда только все это между нами вспыхнуло. Но, сука, чтобы настолько…
И ведь развезло так лишь от того, что я ее целовал. Ничего больше. Ничего, блядь, больше.
Рвусь в академию только затем, чтобы урвать хоть малую часть этого безумия. Едва успеваю занять свое привычное место, вижу Богданову. Желудок сходу сворачивает. Сердце разгоняется и толкается в глотку. Все мое тело напрягается. Замираю в предвкушении, понимая, что когда столкнемся взглядами, меня снесет. Жажду этого погружения. С головой хочу.
Минуту спустя меня ждет такое же жгучее разочарование – Богданова в мою сторону не смотрит. Впервые проходит, не подняв ни на мгновение взгляд.
Сердцебиение раздирает горло. Виски долбит пульс. Уши забивает шумом. Кровь бурным потоком несется по телу, и в какой-то момент кажется, что мышечная масса к херам растворяется. Ничего, кроме этого кипения, не ощущаю.
Не знаю, как и по каким углам Богданова прячется, но я не вижу ее весь день. Не появляется она и на физре. Настроение не просто в ноль сливается. Ниже, вашу мать.
Еще и Кирилюк, пошел бы он на хрен, всю тренировку взъебывает. Не унимается, даже когда начинается дождь. Носимся под раздражающе-мерно секущими струями не меньше часа.
Не в курсе, какой температуры осадки. Я по-прежнему киплю.
– Чарушин, твою мать, шевелись!
Охота послать. Серьезно.
Видит, старый хрен, что мы на пределе, и все равно подстегивает.
– Медленные, как куры. Дамы на сносях, вашу мать. Все! Конец моему терпению. Всем покинуть поле! На беговые дорожки, дамы! Десять кругов на время. Кто не вложится в одиннадцать минут, до конца семестра в запасе просидит!
– Гребаный мудак, – выдыхает Тоха.
– А если, блядь, никто из нас не вложится, че он тогда делать будет? Сам на поле выйдет? – хрипит Филя. – Бешеная скотина.
– В такие минуты я пиздец как завидую Бойке, – подключается Жора. – Бросил все к херам, и свободен.
Я молчу. Чувствую, если скажу что-то, уже не остановлюсь.
– Время, дамы! Время!
Свисток. Срываемся с места.
Глава 11
Так происходит со всеми?
Я постоянно вижу Чарушина с этой блондинкой. Но сегодня реагирую тяжелее всего. Потому как он… Он ее обнимает.
Боже… Мне-то что?