Спортсмены
Шрифт:
Белокурый всадник столь же легко, так же «между прочим», как возник на манеже и перелетал через барьеры, исчез, уступив место следующему. Новый всадник прыгал не хуже, то есть у него лошадь «чистр» преодолевала препятствия, не задевая их. Так же тихо было в манеже. Раздавалось: «Ш-ш! Ш-ш!» Потом хлопали.
Но впечатление было все же другое.
У Лилова - стиль, почерк. Глядя на него, можно было понять, почему это так называется - «искусство верховой езды». Печать таланта была на его прыжке.
Кто-то на фотографии - Лилов в прыжке - вывел строки:
Птица в полете,
Рыба
Таков был Лилов
На манеже везде.
И помнит Германия,
Франция тож:
На птицу в полете
Был Борька похож.
Это не стихи, но впечатление, но чувство - то самое. Ведь у Лилова был даже некоторый порок в посадке. Он слегка горбился. Однако именно он получил у парижан особый приз за обаяние в езде. Присуждая этот приз Лилову, французы вспомнили, должно быть, что говорил их великий Мольер: «У этого совершенства есть и недостатки, однако они только подчеркивают силу совершенства» .
III
В седле Лилов умел делать, разумеется, все. Нет такого вида конных соревнований, в которых он не принял бы участия. Но это не потому, что он за все брался и всюду хотел успеть, а тогда так учили. Еще до войны, мальчишкой, получил он звание «Ворошиловский всадник», что означало владение конем и оружием. Он знал вольтижировку (гимнастику в седле) и рубку, ныне почти совсем забытые. Он совершал многокилометровые пробеги на коне и выступал в барьерных скачках. Способен он был сам выездить лошадь, то есть сделать из нее послушный и все понимающий «мотор», что умеют далеко не все даже среди мастеров.
Обычно по склонностям и возможностям конники так и делятся на тех, кто может «выездить», и тех, кто умеет «проехать», на тренеров и ездоков. Тренер - это умение и терпение, а ездок - способность взять в нужную минуту от лошади все, на что она способна. Но Борис Лилов готовил лошадей сам и сам же на них блистательно выступал. Более того, после него на тех же лошадях становились чемпионами другие.
У него был вороной жеребец Дарлинг, переименованный со временем (или лучше сказать - переведенный с английского) в Дорогого, - лошадь немыслимой злобы и дьявольского ума. Несколько раз Дарлинг первенствовал в так называемой «подготовке спортивной лошади» и многоборье, демонстрируя образцовое послушание. Но рядовому всаднику на нем приходилось трудно - в психологическом отношении. Нравственно тяжело было сидеть на лошади, с которой по ее понятливости и умению иной мог бы поменяться и местами. При малейшей ошибке новичка Дарлинг тотчас останавливался и оглядывался. Он как бы спрашивал: «Кто это еще там мне мешает делать свое дело?»
Лилов начинал свой спортивный путь, когда в соревнованиях по джигитовке участвовал не кто-нибудь, э сам Ирбек Кантемиров, ныне цирковая звезда первой величины. В барьерных скачках на всесоюзном первенстве выступал будущий «жокей жокеев» Николай Насибов. Борис Лилов выдерживает сравнение с этими звездами, он по праву принадлежит к той же плеяде, но уделом его была не цирковая арена и не скаковой круг, он был конкурист.
Конкур - понятно, хотя бы по родству со словом «конкуренция» - соревнование. Конкур-иппик - значит конные соревнования, но когда говорят «конкур», речь идет только об одном из таких соревнований - о преодолении препятствий.
Вопрос не в том, конечно, что в седле сидеть страшно. Хотя вообще любая, даже смирная лошадка способна выкинуть штуку невероятную. В седле дремать не приходится! Кочевники говорили: «Конский череп найдешь и тот взнуздай». Лошадь все-таки остается лошадью, зверем. Однако опасна главным образом не лошадь сама по себе, но упражнения тяжелы.
Прыгая на коне через препятствие, погиб один из пионеров современной техники прыжка, итальянец Каприл- ли. А скольких призовых наездников привозили рысаки к финишу уже бездыханными! Сердце сдало. И самому Лилову жизнь ведь сократили многочисленные и неизбежные для конника падения.
В разных видах конного спорта степень опасности различна. Выездка, называемая по традиции высшей школой верховой езды, практически безопасна. Выполняя под управлением всадника фигуры высшей школы, лошадь как бы гимнастику делает или танцует. Здесь нет барьеров. Исключены серьезные падения, и жизни всадника, мало-мальски опытного, в общем ничто не угрожает. Но все усложняется, как только перед конем возникает препятствие.
Начинал Борис Лилов прыгать так, как и все новички, - лошадь должна всего-навсего переступить через жердь, лежащую на земле. Потом перед всадником встают веники торчком - сантиметров сорок. Лошади, если есть в них хоть сколько-нибудь спортивного азарта, даже любят это препятствие. Это даже и не препятствие, а так, для разминки. Юный всадник (Боре было всего двенадцать) воспринимает все это даже серьезнее, чем конь.
– Так, сядь прямее, корпус вперед! Каблук назад! Молодец! Огладь лошадь.
Но вот опять жердь, только уже не на земле, а над землей... Это прыжок, тут и техника нужна. Разумеется, если конь бывалый, выезженный, то он прежде всего сам все «знает» и «везет» новичка.
– Спокойнее! Молодец! О-огладить!
И так все выше, выше, причем до такой степени, что не только советы тренера, но даже конь как бы бессилен помочь всаднику. Отныне все зависит от человека в седле. Теперь не конь его везет, теперь он, что называется, едет!
Лилов падал. Как еще падал! С лошади, под лошадь и вместе с лошадью, что, пожалуй, опаснее всего - вся масса коня при таком падении может обрушиться на всадника.
IV
На традиционные вопросы Борис Михайлович отвечал большей частью «нет».
– Как вы пришли в конный спорт? Семейная традиция?
– Нет.
– Может быть, старший брат? Приятель-конник?
– Нет, просто я...
Если бы в самом деле это было бы так «просто», хотя кто возьмется разгадать «дороги судьбы»! Но сам же Лилов, задумываясь, вспоминал:
– Да, прадед у меня был ведь кучером...
«Ямщицкое в крови» есть далеко не у всех замечательных конников. Но отсутствие «ямщицкого» сказывается так же, как сказывалось то, что у Лилова оно все- таки было. Один наездник приводил такую «арифметику»: его отец, известный наездник, имел шесть человек детей, и только двое из них стали наездниками, хотя все с детства росли возле лошадей, играли в «лошадки», и даже ездить на призы пробовал каждый. У другого наездника было пятеро детей, наездником же сделался только один. А какой вывод? «Наездником, - говорил этот мастер, - нужно родиться. Наездник - призвание».