Спору нет!
Шрифт:
– Миша, вызывай скорую! – рыкнул он Ломакину и, склонившись над любимой женщиной, зашептал:
– Нина, Ниночка, Нинуля.
Он провел ладонью по холодной щеке, убрал с лица прилипшие пряди. А потом, завернув в одеяло, поспешил к выходу, краем глаза отмечая, как следом несется Ломакин, готовый набить морду каждому, кто посмеет сунуться.
Скулящий «эмбрион» так и валялся на полу. По всей видимости, ему досталось еще и от Мишки. Денису послышались сначала ругательства в адрес «бомжихи», а затем глухой звук, свидетельствующий об ударе. Но судя потому, что Ломакин прикрывал
«Жди ребят Афиногенова, придурок», – про себя рыкнул Денис, сбегая по лестнице, в конце которой уже стоял Шарманов и жевал бутерброд. А в углу кучей валялись ножи и пистолеты.
– Что с клиентами? – пробурчал на ходу Денис.
– Запер в гостиной. Все упились вусмерть. Видать хорошо пошло, половина закуски нетронуто. До утра не проснутся. Интересно, что за мертвое зелье они приняли на грудь?
Из-за спины хохотнул Ломакин.
– Если полезли в кладовку, хотя их туда никто не приглашал, там бутыль самогонки. Моя маманя гонит. Сразу с ног валит. Просто идеальное снотворное!
– Эта? – Шарманов кивнул на стол в кухне, где сиротливо стояла почти пустая огромная бутыль белого стекла.
– Она, – хмыкнул Ломакин. – Операция «Самоликвидация».
– Скорая где? – поморщился Денис. – Дорога каждая минута. Поеду сам. Он быстро спустился с крыльца и направился к Гелендвагену, когда сонный поселок разбудило многоголосье сирен.
Медики приехали одновременно со спецгруппой Афиногенова. Ребята в масках и бронежилетах бросились внутрь дома и принялись надевать наручники на любителей кокаина и киднеппинга. Следом подтянулась полиция, которую не поленился вызвать Ломакин.
Денис бережно уложил на носилки Нину, а потом коротко бросил доктору:
– Я– ее муж.
Тот кивнул, приподнимая веко пострадавшей, и распорядился зычно:
– Поехали!
В ранний час машин на улицах города почти не наблюдалось. И от сирены закладывало уши. Но Цесаркин мысленно умолял водителя:«Гони, брат, пожалуйста, гони!»
Нина словно спала, но Денис понимал, что, скорее всего, она впала в кому. Он чувствовал, как постепенно накатывает страх, сродни панике. Но Цесаркин отогнал трусливые мысли и попытался сосредоточиться на будущем. Представил Нину в свадебном платье, а себя в костюме. И хотя они собирались позвать на свадьбу уйму народа, но Денису виделась тихая церемония. Они с Ниной в пустом зале и регистратор, декламирующий прописные истины.
«Пусть так, – подумал Денис, вглядываясь в иголку капельницы, торчащую из тонкой синеватой вены. – Лишь бы осталась жива».
Он погладил прохладную руку и неожиданно для себя понял, что если потеряет Нину, то уже не женится никогда. Да и кто способен заменить Нинулю?
Цесаркин стиснул зубы, чтобы не расплакаться, как мальчишка, и когда Нину во дворе больницы снова переложили на носилки, упрямо пошел рядом, хотя кто-то из медперсонала попытался его оттеснить.
Он дошел до двери реанимации, куда его, естественно, не пустили, и, потоптавшись рядом с
«Хорошо, что Нинин паспорт прихватил!» – сам себя похвалил Цесаркин, вспомнив, как отстегнул поводок с ошейника Герды и на автомате вытащил документ из Нининой сумки, валявшейся в прихожей.
– Тарантуль? – удивилась смешливая девица с длинными черными стрелками, доходящими почти до ушей. – Точно Тарантуль?
– Что тут смешного? – рыкнул Цесаркин. – Вас мама не учила, что смеяться над чужими фамилиями некрасиво?
– Да вы не так поняли, – отмахнулась девица, даже не подумав извиниться. – У нас тут дама одна лежала. Суицидница. Все проклинала какую-то Тарантуль. Девчонки из реанимации думали, что это ведьма из сказки, а оказалось, живой человек. Ой, не могу! – регистратор захихикала снова.
– Вы угомонитесь, пожалуйста, – предупредил Денис. – А то вам уже недалеко до статьи об оскорблении чести и достоинства. Напридумывали чушь какую-то!
– Никакая это не чушь! – принялась доказывать девица. – Весь бред про злую Тарантуль наш психиатр на диктофон записал!
Денис, недовольно отмахнувшись, вернулся к дверям реанимации и, усевшись на колченогую лавку, задумался.
Он мысленно возвратился в Ломакинский дом, чтобы поквитаться с похитителями Нины.
«Твари! – Денис до боли сжал кулаки. – Что они ей вкололи? Или это аллергическая реакция? И что вообще хотели от моей жены?»
От тревожных мыслей его отвлек звонок сотового. Шарм.
– Прикинь, Цезарь, – пробубнил он в трубку. – Эти придурки – иностранцы. Граждане Испании.
– А от моей Нины что хотели?
– Я не понял, – заметил Шарманов. – Хотя вместе с Батей сидел по ту сторону зеркала. – Говорят, что у нее какая-то собственность семейства Риоха. Одна ветвь живет в России, а основная в Барселоне.
– И для этого нужно было доводить мою жену до полусмерти? – рыкнул Цесаркин. – Шарм, я скоро приеду. Только узнаю, что Нину спасли, и сразу к вам рвану. Ты там слушай все и запоминай.
– Ага, – фыркнул Шарманов. – Зовите меня диктофоном. Потом с Батей поговоришь. От меня толку мало!
Денис, пробормотав что-то нечленораздельное, сбросил вызов и нервно зашагал по небольшому коридору.
«Барселона… Барселона… чтоб тебе скиснуть! – поморщился Цесаркин. – Что Нина могла привезти оттуда? Кажется, мазню, выдаваемую за копию Пикассо».
Он в растерянности остановился посреди коридора и, немного подумав, позвонил будущему тестю. Но разговор не принес ясности.
– Я все ее покупки разбираю и тщательно реставрирую, – заверил Александр Петрович. – Если в картине был тайник, он бы обнаружился. Но я тебе, Денис, точно говорю -ничего там нет!
Цесаркин на минуту задумался. Ситуация казалась безвыходной.
«Нужно ехать к Афиногенову, а не играть с Шармом в испорченный телефон», – отругал он сам себя и, сделав шаг назад, налетел на смешливую регистраторшу.
– Осторожнее, – манерно бросила она и протянула вышедшей из отделения медсестре какие-то документы. Денис снова услышал легкий смех и громкий шепот: