Справедливость

Афанасьев Семён

Хотя её разорванная местами одежда и намекает на определённые обстоятельства, но всё же есть и иные непонятные моменты (оказывается, я гораздо хуже вижу мысли тех, с кем не говорю на общем языке и на ком нет греха, в нашем его понимании).

Через какое-то время, коряво пообщавшись на улице, спохватываюсь: её надо покормить (это раз). Плюс обильное питьё, потому что видны уже признаки обезвоживания.

После ещё пяти минут объяснений и препирательств, затаскиваю её обратно в тот же турецкий ресторан, в котором сидел до этого (всё

равно в округе ничего подходящего ближе нет).

Мулла, увидев меня в дверях, чуть морщится, глядя на мою спутницу, но машет рукой, указывая на оставленное мной место за нашим с ним общим столом.

— Вижу, вы всё же решили вмешаться? — нейтрально спрашивает он, когда мы усаживаемся напротив него.

— У нас нет таких претензий к исмаилитам, которые бы лишали нас возможности помочь им в случае острой необходимости, — говорю правду. — Для нас, они ничем не отличаются от прочих мусульман, говоря методологически. А её случай можно вообще считать по разряду заблудшей не по своей воле души, так что…

Девочка, после моего троекратного жеста, наливает себе стакан воды и робко протягивает руку к финикам. Мулла что-то с досадой неразборчиво крякает по-своему и добавляет пару фраз ей, после чего она принимается за еду.

Официант, по моей просьбе, быстро подаёт ей всё то же, что ел я и какое-то время мы все сидим молча: девочка ест, мулла скептически переводит взгляд с меня на неё, а я пытаюсь понять, что ещё беспокоит её очень сильно вот прямо сейчас. На уровне физиологии.

Через пару минут до меня доходит: у девчонки на подходе одна регулярная деликатная женская проблема, о которой они ни сказать не может, ни меры принять (нет с собой денег на элементарные средства гигиены).

Не помню в деталях, какие ограничения налагает на женщину в этот период Ислам (помню только, что они есть); но я и не мусульманин. Положив на всякий случай рядом с девочкой банкноту в десять тысяч, поясняю ей по-английски, что вернусь через пять минут, чтоб она не нервничала.

Она пытается понять меня максимально точно; перестаёт есть, поворачиваясь ко мне. Мулла, видя наши потуги, хмыкает ещё раз, уточняет у меня по-русски, что хочу сказать, и медленно дублирует мои слова на каком-то другом языке.

Девочка сосредоточенно кивает и возвращается к еде, а я направляюсь в здание через дорогу, где сверкает вывеской крестик круглосуточной Евроаптеки.

* * *

Круглосуточная аптека на Аб—я между Ман-са и Ау—ова.

Колокольчик на двери звонит пару раз, оповещая о входе ещё одного человека. Худощавый мужчина лет тридцати пяти в рясе православного священника входит, осматривается и проходит к окошку первого отдела, возле которого уже стоит небольшая очередь из трёх человек.

Священник становится в конец очереди и, не смотря на свой сан, явственно демонстрирует признаки нетерпения.

Старушка, стоящая в очереди первой, о чём-то долго и придирчиво расспрашивает провизора на государственном

языке; ещё дольше перебирает предложенные упаковки с лекарствами, пока, наконец, не останавливает свой выбор на чём-то конкретном.

После этого, из каждой отобранной упаковки, провизор со старушкой отбирают по одному-два блистера, считают сумму, которую женщина достаточно долго отсчитывает из матерчатого кошелька металлическими монетами.

Стоящие следующими в очереди парень с девушкой пришли вместе. Они покупают тест на беременность, переглядываются и молча направляются к выходу.

В то время, когда провизор обслуживала пару (стоящую перед священником), в аптеку вошли ещё несколько человек. Часть которых встала сзади священника, один подошёл лицом к очереди.

Когда парень с девушкой отходят и священник делает шаг к окошку провизора, стоящий лицом парень уже наклоняется к окошку и что-то говорит на своём языке. Провизор, игнорируя священника, что-то отвечает. Парень, хмурясь, морщит лоб, устраивается поудобнее над прилавком и явно собирается подробно расспрашивать дальше.

— Сейчас моя очередь, — говорит священник, переводя взгляд с подошедшего без очереди на провизора.

Провизор на секунду бросает на него встревоженный взгляд, но затем поворачивается обратно и, не отвечая русскому, продолжает разговор с парнем на государственном языке.

Священник задумчиво смотрит на провизора, переводит взгляд на парня, затем делает шаг вперёд (вытесняя парня от окошка корпусом) и обращается к провизору:

— Вы же видите, что он без очереди. Видите, что я к вам обращаюсь. Вы игнорируете меня, а его обслуживаете без очереди только потому, что я русский?

В аптеке виснет неловкая пауза; священник набирает воздуха, чтоб сказать что-то ещё. Оттеснённый им от окошка парень вспыхивает, широко открывает глаза и делает шаг вперёд. Явно пытаясь оттеснить священника обратно.

Русский, пользуясь преимуществом в росте, без слов кладёт ладонь на лоб и лицо парня, удерживая того в оторопевшем состоянии вытянутой рукой. Парень, как ошпаренный отскакивает назад и багровеет ещё больше.

— Ответьте на вопрос, — русский, не мигая, смотрит в глаза провизору, явно разворачиваясь так, чтоб боковым зрением не терять из виду и своего оппонента. — Мою очередь можно игнорировать потому что я — второй сорт? У меня проблемы из-за языка? Из-за цвета кожи? Или из-за чего?

В этот момент из-за спины русского к окошку делает шаг местный мужчина, примерно одного возраста с русским, и показывает багровеющему и явно собирающемуся действовать местному парню какой-то пластиковый прямоугольник: