Спроси себя
Шрифт:
— Я к реке приставлен. Слежу за уровнем воды. Пойдут дожди — река богатеет. А дождь, он ведь не по расписанию хлещет. Иду, замеряю. А когда лес молем идет, глаз не свожу со своего участка. Всяко случается: заторы, завалы. Лес-то в воде дичает. За ним присмотр нужен. Вот помнится…
— Это понятно, — сказала Градова. — Одиннадцатого июня вы передали сводку?
— Нет.
— Почему?
— Не смог. Заболел. Скрутило меня — дыхнуть не мог, симметрия вся моя вышла. В животе, простите, боль, будто по животу
— У вас же есть телефон, — напомнила судья.
— Ясное дело, как мне без телефона? Но на дворе ночь. Кому позвонишь? Дотянул до утра — совсем худо стало. Не пропадать же задаром, думаю: сполз с койки — и к дороге.
— Бюллетень в тот день получили?
— Полная симметрия — меня ж в больницу положили. Справка при мне, — Макар Денисович полез в карман, в другой и, гордый за свою догадливость, вытащил справку. — Из-за этого аппендицита и сводки не было. Такая болезнь, знаете…
— Подсудимый Каныгин, — снова прервала судья подробности объяснения Михеева, — когда вы узнали, что Вербинский водомерный пост молчит?
— Одиннадцатого июня в восемь двадцать утра.
— И что вы предприняли?
— Случается иным часом, что бывает задержка. Но Михеев — человек надежный. Вот и решили обождать.
— И долго вы ждали?
— До вечера.
— Какие потом приняли меры?
— Хотел послать Василия на машине — это наш шофер, — чтобы он проверил на месте, в чем дело.
— А почему катер не направили?
«Вот дурная баба! Какой там катер, ей-богу», — подумал Каныгин и сердито объяснил:
— Река забита лесом.
Слегка смутившись от допущенной оплошности, судья спокойно спросила:
— Что же было дальше?
— Вызвал я шофера и говорю: «Дуй, Василий, в Вербинку». А он отвечает: «Мотор барахлит. По этой дороге я сутки добираться буду. Пусть Леший сам едет на ночь глядя». Я тогда…
Мария задохнулась, словно ее сердце было пробито насквозь шальной пулей.
«Леший, — ожгло Градову. — Точно. Того летчика звали Леший… Ну вот мы и сочлись…»
Она нашла в себе силы, чтобы успокоиться, и спросила:
— Минуточку, подсудимый Каныгин. Кого шофер Василий назвал Лешим?
— Про Щербака он так сказал, — ответил Каныгин. — К Алексею Фомичу фронтовые друзья, летчики, иногда съезжались. Рыбачили. Так они его все Лешим кликали. А возил их Василий. Вот, верно, и подхватил — язык-то без костей.
Перед тем как отправить молодую радистку Машу Градову в партизанский отряд, ее пригласили в штаб командования.
Курчавый майор, у которого отчаянно скрипели новые хромовые сапоги, сообщил радистке Градовой кодовый шифр — стихотворную строку Лермонтова: «Выхожу один я на дорогу».
Маша спросила, смущаясь от робости:
— А можно из Пушкина?
Майор,
— Не уважаешь, Градова, поэзию Михаила Юрьевича?
— Вы меня не так поняли.
— Зря. Красивый человек был поручик Лермонтов.
— Я знаю. Но мне хочется другой код: «Там чудеса, там леший бродит».
С тех пор Градова два года не расставалась с этим кодовым шифром, сказочной пушкинской строкой. А потом, когда она была тяжело ранена и лежала на окровавленной плащ-палатке в туманном осеннем лесу, Маша услышала горькие слова командира отряда:
— Возьми нашу радистку. Добром прошу тебя, Леший! Не выдержит долго она.
И ответ того летчика, который она никогда не забудет:
— Живых надо вывозить, а не покойников!
Но, видно, и вправду от судьбы не уйдешь: спустя много лет, хотя она не искала этого человека, он появился перед ней как подсудимый, доверив ей свою жизнь, как когда-то она ему. Однако Градову все же поражало совпадение случайностей, словно кем-то заранее подготовленных: и кодовый шифр — «леший», и летчик — Леший, и подсудимый — Леший.
Интуитивные предположения, смутные догадки, наконец, предчувствие никак не укладывались в систему убедительных доказательств, дающих ей право окончательно решить, что тот летчик и есть Алексей Щербак, ее теперешний подсудимый.
Во время перерыва все вышли из зала, кто покурить, а кто просто поразмяться.
День был погожий, румяный.
Алексей стоял в коридоре у раскрытого окна. Ветерок освежал его, успокаивал.
Рядом остановились Каныгин и адвокат.
— Алексей Фомич, — сказал адвокат, — показания моего подзащитного меня удовлетворили. Хочу дать вам несколько советов.
— Но вы же не мой защитник.
— Это, конечно, так, — согласился адвокат. — Но, видите ли, ваши ответы и ответы моего подзащитного не должны иметь разночтений. Вы, собственно, связаны нынче одной веревочкой. Помните главное: не торопитесь отвечать. Вы — хозяин времени.
— Что еще?
— Ваша ирония — это эмоции. Обходитесь без нее. Вы когда-нибудь были в парикмахерской?
— Заходил.
— Значит, видели, как действует хороший парикмахер? Классный?
Каныгин крякнул от удовольствия, потому что давно уже знал эту премудрость, и, не удержавшись, сказал:
— Пять минут мылит, две минуты бреет.
— Именно так, — холодно заметил адвокат.
Он сдержанно поклонился, всем своим видом показывая, что удивлен поведением Щербака, и торопливо увел с собой Каныгина.
Алексей повернулся к окну и с молчаливым достоинством смотрел на город.
Услышав знакомый голос за спиной, оглянулся и, пораженный, замер.