Спроси у Ясеня
Шрифт:
Действительно, уютно было у Лукошкина. Белка давно сюда не заходила. А Федя сотворил заведение нового типа: магазин-кафе — и книжки можно полистать, и коньячку попить. Этакий московский Монмартр. Приглашались известные в своем кругу авторы. Фэны и братья-литераторы задавали им вопросы, авторы радовались вниманию к своей персоне — одним словом, разворачивалась игра под старорежимным названием «вечер-встреча». При старом режиме много было известных писателей. Теперь же знаменитостями делались только политики и звезды шоу-бизнеса. Писатели довольствовались аплодисментами
«То есть, тьфу, о чем это я?» — прервала Белка поток собственных мыслей и снова отыскала глазами Зарайского, стоявшего у стойки с чашкой кофе в одной руке и крохотной рюмочкой в другой. При встрече она лишь сказала му «здрасте» и тут же принялась высматривать других знакомых, ведь много было и новых для нее лиц. Все-таки от последние пару лет они с Мишкой сильно оторвались от общества. Выступал Владик Севостьянов. Парень хороший но писал всегда скверно, Белка его не читала. Сейчас Владик лепил со страшной скоростю космические боевики, и его активно печатали.
Когда официальная часть закончилась и публика разбилась на группки, Белка как бы невзначай с бокалом шампанского в руке подошла к Зарайскому, стоявшему в компании трех известных ей по прежним временам и потому вполне надежных людей, и некоторое время слушала их разговор. Об издательской политике, об оформлении обложек, о книжном рынке. В момент наибольшего увлечения спором она шепнула Олегу:
— Я ухожу. Павлик передаст тебе книгу. Это очень важно. Пока.
И затем, когда Зарайский скрылся во внутренних помещениях магазина, отловила Павлика Дугина, фэна, которого знала вся Москва, и всучила ему толстый том Булычева.
— Просили Зарайскому отдать, а мне уже некогда. Не забудешь?
— Хорошо, — сказал Павлик— Кто просил?
— Неважно. Олег знает.
Все. Кажется, операция прошла чисто. Дискету-пятидюймовку она вложила в книгу и конвертик аккуратно подклеила у корешка, чтобы случайно не выскочил. Кто и что мог видеть?
Домой поехала на такси, потому что в городском транспорте чувствовала себя теперь очень неуютно. Все стоящие и сидящие напротив казались филерами. Однако выявить настоящий «хвост» Белке не удалось. «Жигуленок» с битым подфарником, так напугавший Майкла, остался единственным за все эти дни признаком слежки.
Олег позвонил в понедельник из редакции. И предложил работу. Вспомнил-де, что Белка когда-то редактором подрабатывала. Белка вежливо отказалась:
— Спасибо, Олежек. У меня с деньгами пока нормально. Со временем хуже. Спасибо.
А сердце прыгало у нее в груди как мячик. Вот если бы КГБ мог по телефону пульс замерять — тогда все, считай, попалась!
После этого Зарайский исчез надолго. Белка уже беспокоиться начала. Но звонить нельзя. Нельзя, черт возьми! Даже через общих знакомых выяснять не стоило. «Старуха, наберись терпения», — говорила себе Белка.
Уже удалось выгодно, за триста пятьдесят баксов, сдать однокомнатную квартиру Мишкиной матери на Преображенке и начать долгое оформление документов на право наследования. Уже вернулась из ремонта разбитая Михой
Плохо без мужика? Ну конечно, плохо. Только еще сильнее было желание поквитаться. Миха-то ее бросил, и сейчас — она просто уверена была — сейчас он с кем-то. Может, и вспоминает ее, но он не один. Что она, Миху не знает! Ох, какая тоска навалилась в тот вечер! А Геннадий… Геннадий был давно готов. Он к Белке клеился еще в девяностом, когда у нее с Разгоновым случился неожиданный нормальский всплеск романтической страсти. И тогда Геннадий был ей смешон. Однако среди всех общих знакомых именно он всегда казался самым сексапильным. На ком же еще могла теперь Белка остановить свой выбор?
Получилось все вроде нормально: выпили, поговорили, музыку послушали. Геннадий, в прошлом издатель (кто у нас только не издатель?), теперь торговал фармацевтикой с гораздо большим успехом. Подарил Белке новейшие противозачаточные таблетки и упаковку ее любимого спедифена от головной боли. Очень трогательно. А вот наутро стало грустно-грустно. И зачем это все? Какой-то вдовий секс. Для настроения? Настроение не улучшилось. Для здоровья? Ну разве что для здоровья…
Странно, но они встречались еще два раза. Потом перестали. Уже неделя, как не звонили друг другу. Уже неделя. И десять дней, как приехали родители с Андрюшкой.
Конечно, с сыном веселее стало: с ним не соскучишься и вообще хороший он у нее. На Миху похож.
В первый же день она сказала Андрюшке:
— Папа в командировке.
— А когда приедет?
— Через год.
— Через год? — Мальчик попытался представить себе этот огромный срок. — Так долго… А письмо нам напишет?
— Обязательно, — сказала Белка.
— Он, наверно, в Африку уехал, — предположил сынишка.
— Нет, Рюшик, в Америку, — зачем-то придумала Белка. Вот бы они удивились, если б узнали, что оба правы. Родители не одобряли Белкиного вранья. Особенно отец возмущался:
— Парень совсем большой. Он же догадается скоро. Или кто-нибудь из знакомых скажет. Ты соображаешь, что делаешь?
— Наплевать, — говорила Белка. — Я так хочу.
А Зарайский все не звонил. Объявился он в начале октября. Белка отвела Рюшика в сад и скучала на работе.
— Ну вот что, — сказал Олег, едва поздоровавшись. — Ты там работаешь, что ли? Только не лги мне, что у тебя масса неотложных дел и строжайший режим на проходной. Я тут неподалеку оказался. Погода отличная — айда гулять в Измайлово!
У проходной стоял Олегов старый мятый «Москвич», и до парка они доехали, хотя пешком было минут пятнадцать. Рассказывать он начал еще в машине:
— В общем, так, Софья Андревна, очень может быть, что твой Левушка Толстой действительно жив. История раскручивается необычайно интересная. И для прессы, и для тебя. Петровка по делу Разгонова получала инструкции от Лубянки. Это я выяснил точно. То есть следствие ведет госбезопасность, а милиция и прокуратура просто делают вид, что работают, — схема стандартная, потому и разгадывается легко.