Спроси у Ясеня
Шрифт:
Да, тихий получился год — восемьдесят четвертый, для страны — тихий, а для Сергея случилось в том году целых три взрыва, три события.
Первое было в марте. В старой книжке, посвященной разоблачению венгерской контрреволюции пятьдесят шестого года, наткнулся он на имя Дьордя Балаша. Имя это стояло рядом с именем Имре Надя — главного врага социализма и всего прогрессивного человечества. Малин вздрогнул. Он мог бы поклясться, что никогда раньше не читал ничего о венгерских событиях и никто, никто не рассказывал ему о Балаше. Значит, все-таки есть на свете Фернандо Базотти, раз существовал реально человек, чья фамилия дала вторую букву «Би» в названии фонда. Значит, все это по правде. Это был взрыв, настоящий взрыв, хотя потом Сергей не раз убеждал себя в том, что человеческий разум — штука загадочная и выкидывает
Событие второе. Май. В свои неполные двадцать Катюха выклянчила-таки командировку в Афган. Ну, не совсем в Афган, в Кушку на самом деле, но среди журналистов ходили слухи, что граница там прозрачная и с аккредитацией от Министерства обороны можно попасть на ту сторону вполне официально. Скорее всего это была трепотня, но Катюха проверить слухи не успела. Уже на второй день ее пытался изнасиловать обкурившийся русский солдат из инженерного батальона, и с тяжелым ножевым ранением в грудь Катюху доставили сначала в местный госпиталь, затем в Мары, а еще через четыре дня, когда прилетел Сергей, самолетом отправили в Москву. Подключили всех знакомых врачей, и Катюха полностью выздоровела. Даже сумела избежать депрессии, которая обычно следует за навязчиво повторяющимися кошмарами. Кошмары были, а любовь к жизни осталась. Даже осталось желание рвануть еще куда-нибудь. Ну что тут скажешь — молодость! А вот Сергей уже не чувствовал себя таким молодым. Когда много думаешь, стареешь гораздо быстрее. А он от случившегося просто озверел. Вдруг совершенно расхотелось читать, переводить, писать, на тренировках он сделался агрессивным, Рамазан едва справлялся с его эмоциями. Шахматы и гитара, как в былые времена, уже совершенно не успокаивали. Хотелось только одного — взять в руки оружие и стрелять, стрелять, стрелять… В кого? Зачем? Да в них же, в них, гадов, во врагов.
Только где он, этот Базотти, где его хваленая спецслужба? Сергей готов сражаться! Но прямо сегодня, сейчас. Иначе — перегорит, сопьется, сделается равнодушным… И он уже стал подумывать, а не пойти ли наконец иа тихую улочку Веснина или на шумное Садовое кольцо, не ломануться ли, черт возьми, в одно из обозначенных посольств, а все пароли и свой шестизначный номер он ведь по-прежнему помнил назубок, как телефон любимой девушки.
Почему-то он придумал себе, что будет прорываться на территорию Америки на улице Чайковского в день четвертого июля. Глупость ужасная: почему именно в праздник? И вообще итальянское посольство, разумеется, охранялось гэбэшниками не так усердно…
К счастью, он никуда не пошел. Всесильный комитет словно видел ситуацию на ход вперед.
Событие третье. Июнь. Закончен четвертый курс. Подошло время практики. Что же, опять в Италию? Или он теперь невыездной и будет сидеть в Москве? Фигу! Не то и не другое. Пришла повестка.
Он снова лицезрел майора Потапова. Пардон, подполковника Потапова. Теперь уже в кабинете в Ясеневе и без Зубарева.
— Португальский знаете? — спросил Потапов неожиданно.
— Нет, — быстро ответил Малин.
— А испанский?
— Слегка. Читаю со словарем.
— Слушайте, Малин, что вы прибедняетесь? У вас английский, итальянский и французский — свободно. С вашими способностями вы по-португальски заговорите через три дня.
— Если надо будет, заговорю, конечно, — согласился Сергей.
— Вот и славно. — Подполковник сделал паузу, и Малину подумалось, что он сейчас добавит нараспев, как в «Обыкновенном чуде»: «Трам-пам-пам».
Но Потапов добавил другое:
— Поедете в Анголу.
Он не спросил, хочет ли Малин ехать, он просто сказал: поедете. Но Малин хотел, даже очень хотел в тот момент и потому сразу выпалил:
— Когда?!
— В сентябре.
— Нормально. Катюха успеет поправиться…
Малин как бы разговаривал сам с собой, но Потапов откликнулся:
— Думаю, что да.
Тогда Сергей словно проснулся и спросил:
— Какое будет задание?.
— А
Оказалось, что не пока. Больше Малин никогда не видел подполковника Потапова. Лет пять спустя пытался из любопытства выяснить, где он. Оказалось, сидит резидентом на Филиппинах, ну а потом, когда органы начало лихорадить после девяносто первого, следы Потапова так и затерялись где-то в Юго-Восточной Азии.
В этом месте нумерация листов, подшитых к очередному тому малинского «досье», откровенно сбивалась и после пропуска к очередному листку была подколота записка на зеленоватой бумаге, написанная рукой самого Ясеня:
«Я очень люблю и уважаю своего боевого друга Сашку Курганова, но все, что он пишет об Анголе, — это полная херня. Листы забрал. Выберу время, напишу сам и подложу сюда же. Все-таки, ядрена вошь, потомки читать будут!»
Подпись стояла дурашливая — «Ясен», как бы с кавказским акцентом и с намеком на второй смысл. Оставалось непонятным, написал-таки Сергей об Анголе или не успел? Я пометил себе выяснить этот вопрос у Вербы и двинулся дальше.
Когда еле живой, оборванный и голодный он сошел на берег в торговом порту Неаполя, первым движением души было искать Фернандо Базотти тут же сразу начав спрашивать о нем у местных грузчиков и полицейских, но Малин взял себя в руки, призадумался и понял, что ехать надо в Рим. Таможню он проскочил каким-то чудом. «Браунинг», который берег с Луанды, загнал мичману Пьетро за полсотни долларов вместе с патронами, и это был теперь его НЗ, зашитый вместе с советским военным билетом под подкладкой итальянского матросского бушлата. Он решил, что должен заработать еще немного денег, и из последних сил таскал какие-то мешки, очевидно, с левым грузом за паршивые тридцать тысяч лир. Груз официальный возили карами, и там ловить было нечего. Наконец он позавтракал в портовой пиццерии, выпил дешевого красного вина и в тот же день автостопом добрался до Рима. Старинный дворец на Пьяцца Фарнезе, куда его направил некий радушный итальянец, оказался посольством Франции. После чего, поплутав в узких улочках, он дважды (или трижды?) переходил по мостам Тибр и безумно долго шлепал по роскошной Виа дель Корсо, прежде чем другой радушный итальянец наконец объяснил ему, куда надо идти.
Карабинер у посольства Соединенных Штатов осматривал его крайне
подозрительно, и, боясь совершить роковую ошибку, Сергей не только велел передать по начальству слишком давно заученный и уже казавшийся полной бессмыслицей пароль, но и предъявил охраннику свои советские документы, пояснив на отличном итальянском свою причастность не просто к Советской Армии, но и к КГБ и даже ГРУ. Последнее было легким преувеличением. Трудно сказать, что произвело на офицера самое сильное впечатление, однако он связался с кем-то по телефону, и уже через две минуты Малина вышла встречать целая делегация. Причем один из американцев даже приветствовал его по-русски.
Господи, каким грязным, каким не соответствующим чувствовал он себя на этих чистых лестницах, в этом светлом просторном кабинете!
— Пожалуйста, ваш шестизначный номер, — пропела очаровательная девушка, ну прямо Орнелла Мути, сидящая на высоком крутящемся стульчике возле некоего подобия телевизора или осциллографа на большой подставке и огромного телефонного аппарата. Он еще не знал тогда, что это называется компьютер и факс. Обстановка была жутко непривычная, но свой номер Сергей вспомнил мгновенно — собственно, он его никогда и не забывал. Проверка в компьютере заняла какие-то секунды, девушка заулыбалась еще лучезарнее. Солидный, убеленный сединами господин, явно старший по положению среди встречавших (как выяснилось потом, это был помощник посла по национальной безопасности), чуть не встал по стойке «смирно», повернувшись к Сергею и буквально вытянувшись в струнку. Раздался сигнал зуммера. Девушка подала трубку радиотелефона.