Спроси у зеркала
Шрифт:
— Что? — нетерпеливо спросил Валерий.
— Ты полагаешь, что это веское основание для создания семьи?
— Для меня — более чем. А для тебя? Скажи, тебя шокирует мое предложение? Моя кандидатура в мужья для тебя абсолютно неприемлема, я тебе противен в этом качестве?
Лариса в очередной раз пожала плечом. Она уже ни в чем не была уверена. Ни в своей любви к Горожанинову, ни в нелюбви к Дидковскому. Нет, почему же 'в нелюбви'? Разве она не любила Валеру? Как можно не любить самого близкого по духу, по жизни человека? Значит, любила? Любит? Это что же, выходит,
— Валер, я ведь никогда не думала об этом. Я не знаю… Одно знаю наверняка — ты никогда не был мне противен… Но люблю ли я тебя? Нет. Вернее, люблю, конечно, но не так… Не так, как Генку, понимаешь? По-другому… Я не могу объяснить…
— Да не надо мне ничего объяснять, — прервал ее размышления Дидковский. — Я и сам все понимаю. Только это было раньше, еще полчаса назад, понимаешь? Это раньше ты любила Генку, вернее, думала, что любила. Потому что не знала его настоящего. А теперь знаешь. И что, до сих пор любишь? После всего, что он тебе преподнес в качестве предсвадебного подарка?! Любишь?
И вновь Лариса пожала плечом. Любит? После всей той боли, что Горожанинов ей причинил? Она что, мазохистка? Да она его ненавидит!
— Нет, наверное нет, не знаю… — нерешительно, неуверенно ответила она. — Ой, Валер, я уже ничего не знаю, я так устала от всего этого…
— Понял, — ответил Дидковский, отпуская ее руки из плена. — Я все понял. Беру командование парадом на себя. Значит, так, моя дорогая. Думать-размышлять нам с тобой некогда. Рассусоливать и распускать розовые нюни будешь потом, через неделю, а сейчас у нас очень много дел. Собирайся, мы едем в загс.
— Сейчас? — удивилась Лариса. — Но ведь еще неделя…
— Неделя нам с тобой не на размышления отпущена, а на подготовку. Здорово будет, когда ты явишься на роспись не с заявленным Горожаниновым, а с каким-то неизвестным истории Дидковским. Я догадываюсь, что этот вопрос и сегодня нелегко будет утрясти, но все проблемы я осознанно беру на себя. Однако ты должна быть рядом со мной и официально заявить тетеньке в загсе, что хочешь выйти замуж не за Горожанинова, а за меня. Мы попросту перепишем твое заявление: графа 'невеста' останется прежней, а вот графу 'жених' мы полностью заменим. А об остальном я уж сам побеспокоюсь — тебе даже родителям ничего не придется объяснять, я все сделаю сам. Ты только паспорт не забудь. И умойся — а то в загсе решат, что я насильно тебя принудил к этому решению, под дулом пулемета.
— Валер, — шепотом спросила Лариса. — А если у нас с тобой ничего не получится?
— Получится, не получится — обсудим через десять лет. Если захочешь — разведемся. Но не раньше, поняла? А иначе все поймут, что что-то в нашей свадьбе было не так. Договорились?
Лариса, еще несколько минут назад убитая горем, почему-то улыбнулась. Уж за десять лет до чего-нибудь додумается? А пока… Пока у нее нет другого выхода. В конце концов, Валера — родной человек, разве он может ее обидеть?
— Договорились. И… — она чуть замялась. — Знаешь, Валер, спасибо тебе…
Дидковский
Часть вторая
Глава 1
Лариса с трудом втиснула машину между Вольво и Жигулями. Последнее время все сложнее было припарковаться — Москва буквально кишела автомобилями, а вот об автостоянках родное правительство все никак не хотело заботиться. Нет, что ни говори, а за городом и живется лучше, и дышится легче.
— Ронни, со мной! — скомандовала она.
Шикарный ухоженный пес даже не двинулся с места.
— Ронни! — Лариса дернула поводок посильнее. — Вставай, кому сказала!
Псина и не думала подчиняться хозяйке, только демонстративно отвернула морду в сторону.
— Ах ты, паршивец! Вставай же! Я же тебя не донесу на руках, я тебе не Валера!!!
Силой выволокла собаку из машины, захлопнула дверцу и включила сигнализацию. Направилась к входу в клинику, таща упирающегося пса практически волоком. С огромным трудом преодолела ступеньки крыльца. В коридоре собака стала более послушной, по крайней мере, перестала упираться. Видимо, почувствовала запах боли и страха, исходящий от этого места, поджала хвост, почти терлась о ноги хозяйки.
В приемном отделении сидели двое владельцев котов. К немыслимому Ларисиному удивлению, Ронни на них не отреагировал. Сердце заныло — бедный мальчик, как ему страшно!
Ждать не довелось вовсе: котов и собак, очевидно, осматривали разные доктора и Ларису практически сразу пригласили в кабинет.
— Присаживайтесь, — с профессиональной улыбкой на лице предложила медсестричка. — Доктор сейчас освободится, давайте я вас пока запишу. Фамилия?
— Дидковская, Л. А. И давайте обойдемся без адреса, хорошо?
Медсестра пожала плечом, мол, как угодно, желание клиента — закон.
— Так, это у нас далматин. Возраст?
— Двадцать шесть.
Медсестра удивленно уставилась на клиентку. Спросила неуверенно:
— Месяцев?!
— Лет, — холодно ответила Лариса. И только увидев выпученные глаза медсестры, поняла. Улыбнулась виновато: — Ой, простите, я задумалась о своем… Нет, конечно нет. Три с половиной года.
Сестра удовлетворенно кивнула, записала возраст собаки в соответствующей графе журнала учета посетителей. Потом поднялась из-за стола:
— Подождите минутку, я позову доктора, — и скрылась за дверью в смежную с приемной комнату.
Долго ждать действительно не довелось. Не прошло и заявленной минуты, как сестра вернулась обратно. Следом за нею шел доктор в белоснежном, отдающем голубизной халате. Профессионально окинул взглядом собаку, спросил, не поднимая взгляда к хозяйке:
— Что за проблемы? Что случилось?
Голос показался Ларисе смутно знакомым. Или, скорее, хорошо знакомым, но давно забытым. Попыталась вглядеться в лицо ветеринара, да доктор склонился над перепуганным до смерти Ронни.